Миры Роберта Хайнлайна. Книга 15
Шрифт:
— Как там мальчики?
— Оба еще спят. То есть спали три минуты назад.
— Хорошо. Им надо поспать. Они оба — паникеры, в отличие от меня. Я решила — нет смысла с пьяных глаз решать, что настал Армагеддон, и ушла сюда. А ты, похоже, вздремнула немного?
— Наверное. Я не поняла, когда заснула. Похоже, я слышала одни и те же новости тысячу раз. А потом проснулась.
— Ты ничего не пропустила. Я убрала звук, но оставила изображение — то есть бегущую строку. Все то же самое. Марджори, мальчики думают, что вот-вот посыплются бомбы. Я думаю, что до этого не дойдет.
— Хотелось
— Ну посуди сама, кто и на кого станет кидать водородные бомбы? Кто враг? Все главные ядерные державы в беде, насколько я поняла из новостей. Но вооруженные силы нигде не втянуты в конфликт, за исключением одного-единственного идиотского инцидента, который мне кажется ошибкой какого-то квебекского генерала. Терроризм, поджоги, подрывы, всевозможный саботаж, мятежи — но нет цельной картины. Не то чтобы Восток против Запада, или марксисты против фашистов, или белые против черных. Марджори, если кто-то выпустит ракеты, это будет означать, что весь мир сошел с ума.
— А разве сейчас не похоже?
— Я так не думаю. Система происходящего в том, что никакой системы нет. Под прицелом каждый. Похоже, все правительства — в одинаковой опасности.
— Анархисты? — спросила я.
— Скорее нигилисты.
Тут в дверях появился Ян — небритый, в старой пижаме, которая была ему явно мала, с темными кругами под глазами. Он плоховато держался на ногах.
— Жанет, я не могу дозвониться до Бетти и Фредди.
— Они собирались вернуться в Сидней?
— Не в этом дело. Я не могу пробиться ни в Сидней, ни в Окленд. Все время этот противный компьютерный голос: «В настоящее-время-линия-занята-пожалуйста-позвоните-позднее-благодарим-за-терпение». Ну ты знаешь.
— Ох… Там, наверное, тоже саботаж.
— Может, и так, а может, и что похуже. Выслушав раза четыре это карканье, я позвонил в порт и спросил, что за чертовщина происходит со спутниковой связью между Виннипегом и Оклендом. Пользуясь своим званием, мне удалось в конце концов связаться с диспетчером. Он посоветовал мне забыть о связи: она, по его словам, нарушена потому, что там у них большие неприятности. Все полу-баллистические корабли посажены, полеты прекращены, поскольку имели место случаи саботажа в воздухе. Два рейса: Виннипег — Буэнос-Айрес, взлет в двадцать один ноль-ноль, и Ванкувер — Лондон, взлет в час ноль-одну.
— Ян!
— Оба корабля, Джен! Никто не уцелел! Спад давления, несомненно, потому, что оба взорвались, покинув атмосферу. Джен, когда в следующий раз мне надо будет взлетать, я все лично сам проверю. Клянусь, сумею остановить отсчет по самой тривиальной причине. Правда, — добавил он, — сказать, когда это будет, трудновато. Нельзя же взлететь на полубаллистическом, если связь с портом прибытия прервана. А диспетчер сказал, что прерваны все линии связи.
Жанет встала, подошла к нему, обняла и поцеловала.
— А теперь — хватит нюни распускать! Прекрати. Немедленно. Конечно, ты прав — да, будешь сам все проверять, пока не поймают всех саботажников. А сейчас выброси это из головы: никто не вызовет тебя на полеты, пока не наладят связь. Так что считай, что ты в отпуске. Что касается Бетти и Фредди, то, конечно, жутко жаль, что мы не можем с ними поговорить, но они взрослые люди и могут о себе позаботиться. Не сомневаюсь, они тоже о нас беспокоятся, но им не стоит волноваться. Я просто рада, что это произошло, когда ты дома, а не в полете через полЗемли. Ты здесь, мы в безопасности, а остальное меня не волнует. Мы просто отсидимся тут — довольные и веселые, пока кончится вся эта ерунда.
— Я должен съездить в Ванкувер.
— Муж мой, ты никому ничего не должен, кроме налогосборщиков и господа бога. Никто не станет сажать живые артефакты в корабли, раз они не летают.
— Артефакты! — вырвалось у меня.
Я тут же об этом пожалела. Ян наконец заметил меня.
— А, Мардж, доброе утро. Не пугайся зря. Мне очень жаль, что это случилось, когда ты у нас в гостях. Артефакты, о которых сказала Жанет, — не роботы, они живые. Просто, понимаешь, у нашего руководства — идиотское убеждение, что живой артефакт, разработанный специально для пилотирования, сможет выполнять работу лучше обычного пилота. Я депутат от Виннипегского порта и собираюсь выступить против этой затеи. Заседание руководства совместно с представителями Гильдии пилотов — завтра в Ванкувере.
— Ян, — твердо сказала Жанет, — позвони генеральному секретарю. Глупо лететь в Ванкувер, не узнав, как там дела.
— О’кей, о’кей.
— Но ты не просто спроси. Убеди генерального секретаря уговорить руководство отложить заседание, пока не отменят чрезвычайное положение. Я хочу, чтобы ты пока оставался дома, чтобы защитить меня в случае чего.
— Или наоборот, — улыбнулся он.
— Или наоборот, — согласилась она. — Но уж лучше я упаду в обморок в твои объятия, чем на пол. Что хочешь на завтрак? Только что-нибудь не слишком изысканное, а то придется напомнить тебе твою клятву.
Я уже не слушала: в ушах у меня звенело одно слово — «артефакт». Я считала Яна и всех здесь и в Австралии цивилизованными, просвещенными людьми, и мне так хотелось верить, что они могут счесть меня таким же человеком, как они. И что же я услышала? Ян собирается представлять интересы своей Гильдии в борьбе с руководством, чтобы таким, как я, не дали соревноваться с людьми!
(Чего же ты хочешь от нас? Чтобы нам глотки перерезали? Мы точно так же не просили, чтобы нас производили, как ты не просил, чтобы тебя рожали! Может, мы и не люди, но мы разделили вековую судьбу человечества — мы тоже чужие в мире, который не мы создали!)
— Ты что, Мардж?
— О прости, я задумалась. Ты что-то спросила, Жанет?
— Я спросила, что ты хочешь на завтрак, дорогая.
— Ой, неважно — я ем все, что стоит на месте, и даже то, что медленно движется. Хочешь, я помогу тебе?
— Конечно, если хочешь. От Яна на кухне никакого толку, несмотря на его клятву.
— Я очень хорошо готовлю! — возмутился Ян.
— Не кипятись, дорогой. Мардж, дело в том, что в свое время Ян дал мне письменное обещание, что в любое время приготовит любое блюдо, какое я попрошу. Но у меня есть большое подозрение, что я скорее умру от голода, чем он что-нибудь сварганит.