Миры Роберта Хайнлайна. Книга 8
Шрифт:
Он смог отыскать люк, только когда солнечные лучи пробились сквозь слуховые окна и осветили чердак. Крышка люка оказалась у противоположной стороны, ближе к улице.
И она была заперта изнутри.
Но люк оказался не столь прочен, как решетка. Торби осмотрелся, нашел тяжелый прут, брошенный здесь каким-то строителем, и стал долбить им дерево. В конце концов он пробил дыру, отложил прут в сторону и заглянул в отверстие.
Под ним была комната; Торби разглядел кровать, на которой лежал человек.
Он решил, что большей удачи
Человек на кровати даже не шелохнулся.
Торби спустился в люк, уцепившись пальцами за его края, потом прыгнул и сжался в комочек, стараясь не шуметь. Человек сел в постели и нацелил на мальчика пистолет.
— Долго же тебя пришлось ждать. Уже целый час слушаю, как ты там скребешься.
— Матушка Шаум! Не стреляйте!
Она подалась вперед, всматриваясь в мальчика.
— Сын Баслима, — женщина тряхнула головой. — Да, парень, ты опаснее горящего матраса… Зачем ты сюда забрался?
— Мне больше некуда идти.
Она нахмурилась.
— Я полагаю, это комплимент… хотя лично я предпочла бы заразиться проказой, — она вылезла из постели в одной ночной рубашке и, прошлепав босыми ступнями к окну, выглянула наружу. — Ищейки здесь, ищейки там… ищейки обнюхивают каждый угол и распугивают моих клиентов… Ты, парень, наделал больше переполоху, чем та стачка на заводах. Почему бы тебе сразу не покончить с собой?
— Вы не спрячете меня, матушка?
— Кто сказал, что не спрячу? Я никогда еще никого не закладывала. Но я вовсе не обязана радоваться этому, — она посмотрела на мальчика. — Когда ты ел в последний раз?
— Не помню.
— Сейчас соберу чего-нибудь… полагаю, заплатить ты не сможешь? — Она бросила на Торби колкий взгляд.
— Я не голоден. Матушка, не знаете ли вы, «Сизу» все еще в порту?
— Что? Не знаю. Впрочем, знаю! Да, он еще здесь, вечером ко мне заходили двое из экипажа. А зачем тебе?
— Я должен передать его шкиперу послание. Я должен с ним встретиться. Я обязан сделать это!
Матушка Шаум издала полный отчаяния стон.
— Сперва он вламывается в дом порядочной работящей женщины и мешает ей спать, валится сверху, подвергая опасности ее жизнь и едва не переломав ей руки-ноги… да еще лицензию могут отобрать… от него воняет, он весь в крови, и теперь, вне всякого сомнения, мне придется дать ему чистое полотенце, а стирка тоже денег стоит. Он голодный и не может заплатить за еду… И он еще смеет нагло требовать, чтобы я бегала по его поручениям!
— Я не голоден… и меня вовсе не волнует, дадут мне помыться или нет. Но я должен увидеться с капитаном Краузой.
— Будь любезен, не командуй мною в моей собственной спальне. Насколько я знаю старого мошенника, с которым ты жил, он разбаловал тебя и недостаточно часто лупил. Тебе придется подождать, пока не придет кто-нибудь с «Сизу», чтобы я могла передать весточку капитану, — она повернулась к двери. — Вода в горшке, полотенце — на вешалке. Мойся почище! — Матушка Шаум вышла.
Умывшись, Торби почувствовал себя лучше. На туалетном столике нашелся стрептоцид, и он обработал свои царапины. Шаум вернулась и положила перед Торби солидный кусок мяса, два ломтя хлеба, поставила кувшин молока и, ни слова не говоря, вышла из комнаты. Торби и мысли не допускал, что сможет есть после смерти папы, но теперь у него вновь разыгрался аппетит. Встреча с мамашей Шаум успокоила мальчика.
Хозяйка вернулась.
— Дожевывай и прячься. Ходят слухи, что полиция намерена обыскать каждый дом.
— Да? Тогда мне пора сматываться.
— Замолчи и делай то, что я говорю. Прячься.
— Куда?
— Сюда, — ответила она, указывая пальцем.
В углу у окна стоял пуфик, а рядом с ним размещался встроенный шкафчик. Главным его недостатком были размеры. Шириной он был с человеческое туловище, но высота его составляла лишь треть роста взрослого мужчины.
— Вряд ли я туда втиснусь.
— То же самое подумают и легавые. Давай быстрее, — она откинула крышку, вытащила барахло и приподняла заднюю стенку шкафчика. В стене открылось отверстие, ведущее в смежную комнату. — Суй туда ноги и не воображай, что ты первый, кто здесь прячется.
Торби влез в шкафчик и, просунув ноги в отверстие, лег на спину; опущенная крышка была в нескольких сантиметрах от его лица. Мамаша Шаум набросала сверху тряпья.
— Как ты там?
— Все в порядке. Матушка, а он и правда мертв?
Ее голос смягчился.
— Да, малыш. Это очень печально.
— Вы уверены?
— Поначалу я тоже сомневалась, зная старика. И решила прогуляться к пилонам, убедиться воочию. Это он. И знаешь, что я тебе скажу? У него на лице улыбка, будто бы он, как всегда, перехитрил их… Да так оно и есть. Они ох как не любят, когда человек не дожидается допроса. — Она опять вздохнула. — Если хочешь, можешь поплакать, но только тихо. Услышишь кого-нибудь — затаи дыхание.
Крышка захлопнулась. Торби боялся задохнуться, но через некоторое время понял, что в шкафчике были дыры для вентиляции. Воздуха не хватало, но дышать было можно. Он повернул голову, чтобы наваленная сверху одежда не давила на нос.
И, поплакав, заснул.
Его разбудили шаги и голоса, раздавшиеся очень вовремя: спросонья он едва не сел в своем укрытии. Крышка приподнялась и вновь захлопнулась, оглушив его; мужской голос произнес:
— В этой комнате пусто, сержант!
— Посмотрим! — Торби узнал голос Подди. — Ты забыл про чердак. Давай лестницу.
— Там ничего нет, — сказала мамаша Шаум. — Наверху ничего, кроме воздуха, сержант.
— Я же сказал «посмотрим».
И через несколько минут добавил: