Миры Роберта Хайнлайна. Книга 8
Шрифт:
— Дай-ка фонарик… Хм… вы правы, Шаум… Но он здесь был!
— Что?
— В том конце крыши выломана решетка… И следы в пыли. Я думаю, он пробрался через чердак, спустился в вашу спальню и убежал.
— Святые и черти! Ведь он мог убить меня в моей же постели! Так-то полиция нас бережет!
— Вы же не пострадали… И все-таки я посоветовал бы вам починить решетку, иначе у вас поселятся змеи и прочие их родственники, — он помолчал. — Мне думается, он хотел отсидеться где-нибудь в этом районе, но понял, что это опасно, и вернулся в развалины. Что ж, если так, мы, конечно же, выкурим его оттуда.
— Так вы полагаете, мне ничего не грозит?
— А зачем ему нужен такой куль с жиром!
— Какая грубость! А я как раз собиралась предложить вам промыть горло от пыли.
— Да? Ну что ж, идемте на кухню и обсудим это. Быть может, я не прав.
Торби услышал, как они уходят и уносят лестницу. Наконец он осмелился вздохнуть свободнее.
Вскоре мамаша Шаум вернулась и подняла крышку, ворча:
— Можешь размять ноги. Но будь готов сигануть обратно. Три пинты моего лучшего нектара! Тоже мне, полицейские!
Глава 6
Шкипер «Сизу» появился в тот же вечер. Капитан Крауза был высоким и плотным белокурым мужчиной; озабоченное выражение лица и жесткая складка у рта свидетельствовали о привычке командовать и нести на своих плечах бремя ответственности. Он был явно зол на себя и на того человека, который осмелился оторвать его от повседневных забот. Капитан бесцеремонно оглядел Торби с ног до головы.
— Так что, матушка Шаум, это и есть тот самый человек, который говорил, будто у него ко мне неотложное дело?
Капитан изъяснялся на языке Торговцев Девяти Миров, жаргонном варианте саргонезского, проглатывая окончания слов и пренебрегая всякими правилами грамматики. На Торби понимал это наречие. Он ответил;
— Если вы — капитан Фьялар Крауза, то у меня есть к вам послание, благородный господин.
— Не называй меня «благородным господином». Да, я и есть капитан Крауза.
— Да, благор… то есть, я хотел сказать, да, капитан.
— Если у тебя есть, что сказать, то я слушаю.
— Да, капитан, — и Торби принялся излагать послание Баслима на языке суоми; — «Капитану Фьялару Краузе, командиру звездолета «Сизу», от Калеки Баслима. Приветствую тебя, мой старый друг! Я передаю привет также твоей семье, клану и всей родне. Выражаю почтительное уважение твоей досточтимой матери. Я говорю устами своего приемного сына. Он не понимает финского; я обращаюсь к тебе в частном порядке. Когда ты получишь это послание, меня уже не будет в живых…»
Крауза, уже начавший улыбаться, вдруг вскрикнул от изумления. Торби умолк.
— Что он говорит? — вмешалась мамаша Шаум. — Что это за язык такой?
— Это мой язык, — отмахнулся Крауза. — Так это правда? То, что говорит мальчишка?
— Какая правда? Откуда мне знать? Для меня его речь — пустой звук.
— О! Прошу прощения! Он говорит, что старый нищий, который болтался на площади и называл себя Баслимом, умер. Это так?
— Ага! Конечно, это правда. Я сама могла сказать вам, кабы знала, что вам интересно. Все знают о том, что он мертв.
— Все, кроме меня. А что с ним случилось?
— Его укоротили.
— Укоротили? За что?
Она пожала плечами.
— Почем мне знать? Ходят слухи, что он не то отравился, не то сделал еще что-то. В общем, убил себя сам, чтобы не попасть к ним на допрос. Но я не знаю наверняка. Я всего лишь бедная старая женщина, стараюсь жить честно, а цены с каждым днем растут… Полиция Саргона не делится со мной своими секретами.
— Но если… впрочем, неважно. Он обвел их вокруг пальца, верно? Это очень на него похоже, — Крауза обернулся к Торби. — Ну что ж, продолжай.
Прерванный на полуслове, Торби был вынужден вернуться к самому началу. Крауза с нетерпением дождался, пока мальчик дошел до слов: «… уже не будет в живых. Мой сын — это все, что у меня было, и я доверяю его твоим заботам. Прошу тебя помочь ему и воспитать его, как это делал я. Я хотел бы, чтобы ты при первой же возможности передал мальчика капитану какого-либо сторожевого корабля Гегемонии. Скажи, что он — похищенный гражданин Гегемонии и что ему нужно помочь в поисках семьи. Если они возьмутся за дело как следует, то смогут установить его личность и вернуть парня родным. В остальном всецело полагаюсь на твой опыт. Я велел ему слушаться тебя и полагаю, что он будет это делать. Он хороший мальчик, разумеется, со скидкой на возраст и житейский опыт, и я с легким сердцем доверяю его тебе. А теперь я должен уйти. Я прожил долгую и богатую событиями жизнь и вполне доволен ею. Прощай».
Капитан закусил губу, и на его лице появилось такое выражение, будто он с трудом сдерживает слезы. Наконец он хрипло произнес:
— Все ясно. Что ж, парень, ты готов?
— Сэр?
— Я забираю тебя с собой. Разве Баслим тебе не говорил?
— Нет, сэр. Но он велел мне делать все, что вы скажете. Я должен пойти с вами?
— Да. Как скоро мы сможем отправиться в путь?
Торби сглотнул.
— Хоть сейчас, сэр.
— Тогда идем. Я должен вернуться на корабль, — капитан осмотрел Торби. — Матушка, нельзя ли подыскать для него что-нибудь поприличнее? Не могу же я взять на борт такого оборванца. Впрочем, не надо. Тут на улице есть лавочка, я сам куплю ему костюм и все, что нужно.
Женщина слушала его с возрастающим изумлением.
— Вы берете его к себе на корабль? — спросила она наконец.
— У вас есть возражения?
— Что? Вовсе нет… если вас не заботит, что его могут в любой момент схватить.
— О чем это вы?
— Вы с ума сошли! По пути отсюда до ворот порта вы встретите не меньше шести ищеек, которые ради вознаграждения готовы землю рыть!
— Хотите сказать, что этот парень в бегах?
— Как вы думаете, чего ради я стала бы прятать его в своей спальне? Он жжется почище кипящего сыра!
— Но почему?
— Откуда мне знать? Только это так.
— Вы что, в самом деле считаете, будто такой вот парнишка может знать о делах Баслима так много, что они…
— Давайте не будем говорить о том, что делал или что сделал Баслим. Я — законопослушная гражданка Саргона… и мне вовсе не хочется, чтобы меня укоротили. Вы говорите, что берете мальчишку на свой корабль. Я говорю «отлично!». Я рада избавиться от хлопот. Но как?
Крауза пощелкал костяшками пальцев.
— Я полагал, — медленно проговорил он, — что должен лишь провести его через ворота и заплатить эмиграционный сбор.