Миры Роджера Желязны. Том 21
Шрифт:
— Ну что? Хочешь предложить еще какие-нибудь маленькие эксперименты? — язвительно поинтересовался Джулиан, закинув руки за голову и развалившись в моем любимом кресле.
— Не сейчас, — ответил я.
— Жаль, — скорбно вздохнул он. — А я-то надеялся, что ты станешь предлагать в таком же духе разыскать отца. И, если бы нам повезло и мы нашли бы его, уж тут кто-то постарался бы получше и избавился от папаши наверняка. А потом мы бы все сыграли в русскую рулетку с этими новыми игрушками, которые ты приволок в Амбер, и… победителю достается все.
—
— Как видишь, заметили. А еще мы заметили, что ты теперешний ничуть не лучше прежнего.
— Выбирай любого, но мы оба очень интересуемся, есть ли у тебя какие-нибудь соображения относительно того, что ты собираешься делать дальше.
— Есть, — ответил я. — Я собираюсь получить ответы на некоторые вопросы и выяснить, кто же бросает тень на всех нас. Начать можно, к примеру, с Брэнда и тех страданий, на которые его обрекли… Бенедикт, — окликнул я брата — он сидел ко мне вполоборота, задумчиво глядя на пламя в камине. — В Авалоне ты мне говорил, что Брэнд был одним из тех, кто искал меня после моего исчезновения.
— Верно, — кивнул Бенедикт.
— Не только он. Мы все искали, — уточнил Джулиан.
— Не сразу, — возразил я. — Сначала меня искали Брэнд, Джерард и Бенедикт. Бенедикт, твои слова?
— Все верно, — откликнулся Бенедикт. — Остальные подключились к поискам позднее.
Я кивнул:
— А Брэнд в это время ни о чем необычном не сообщал?
— В каком смысле «необычном»? — спросил Бенедикт.
— Не знаю. Просто пытаюсь найти какую-то связь между тем, что случилось с ним и со мной.
— Значит, не там ищешь, — буркнул Бенедикт. — Он вернулся из поисков и ничего не рассказывал. А потом его носило неизвестно где, и с расспросами к нему приставать было бессмысленно.
— Это мне известно, — согласился я. — Но из того, что мне рассказал Рэндом, я понял, что в последний раз Брэнд исчез примерно за месяц до того, как я обрел память и вернулся в Амбер. Вот это меня сильно удивляет. Хорошо, он ничего такого особенного не рассказывал после своего возвращения из поисков, но, может быть, он хоть о чем-то обмолвился до своего последнего исчезновения? В промежутке? Хоть кому-нибудь? Хоть как-то открылся? Ну, говорите же!
Последовал быстрый обмен взглядами. Взгляды были скорее удивленные, чем испуганные или подозрительные.
И наконец прозвучал голос:
— Ну… — проговорила Ллевелла. — Честно говоря, не знаю… То есть я хочу сказать, что не знаю, насколько это важно. — Взгляды всех присутствующих устремились к ней. А она принялась развязывать и завязывать узелки на концах витого пояска. Помолчав, произнесла: — Это произошло в промежутке, и, может быть, тут нет ничего такого… Просто мне это показалось не совсем обычным… Как-то
— Когда? Точнее! — потребовал я. Ллевелла нахмурила брови:
— Пятьдесят лет назад… Или нет, шестьдесят… А может, семьдесят. Точно не помню.
Я попытался произвести в уме грубые подсчеты на основании того коэффициента, который вывел во время своего долгого тюремного заключения. Амберский день составлял приблизительно два с половиной земных дня.
Мне хотелось связать события в Амбере с тем, что происходило со мной, расположить их на своей собственной шкале времени — этим я занимался всегда, когда только было возможно, на тот случай, если бы вдруг появились какие-то из ряда вон выходящие новости. Итак, Брэнд прибыл в Ребму в некое время, которое, по моим подсчетам, оказалось девятнадцатым столетием.
— Неважно, когда именно это произошло, — продолжала Ллевелла. — Он явился в Ребму и навестил меня. Пробыл у меня несколько недель. — Глянув на Рэндома, она добавила: — Расспрашивал меня о Мартине.
Рэндом прищурился и наклонился вперед.
— Почему, сказал?
— Ну, не то чтобы сказал, — уклончиво ответила Ллевелла. — Говорил, будто встретился с Мартином где-то во время своих странствий и вроде бы был не прочь снова с ним повидаться. Только потом, по прошествии времени, я подумала, что, может быть, поиски Мартина и были главной целью визита Брэнда. Вы же знаете, как хитер бывает Брэнд, когда что-то или кого-то ищет, а притворяется, будто не ищет. Потом, когда я переговорила кое с кем из тех, кого он еще посетил, я начала понимать, что же на самом деле произошло. А вот почему — этого выяснить мне не удалось.
— Потрясающе, — проговорил Рэндом. — Просто потрясающе! Теперь я припоминаю… А ведь я и внимания не обратил тогда. Дело в том, что однажды Брэнд довольно долго расспрашивал меня о моем сыне — очень может быть, что примерно в то же самое время. Но не говорил мне, что встречался с ним, и даже о том, что хотел бы встретиться. Вообще-то разговор начался с того, что он затронул проблему незаконнорожденных. Я принялся оправдываться, тогда Брэнд извинился и задал несколько вежливых вопросов о мальчике — мне показалось, что он это делает только для того, чтобы я не остался в обиде. А теперь ты, Ллевелла, говоришь, что Брэнд разыскивал Мартина. Почему же ты мне раньше не рассказала?
Ллевелла очаровательно улыбнулась:
— С какой стати я должна была тебе об этом рассказывать?
Рэндом медленно, сдержанно кивнул. Лицо его оставалось спокойным.
— Хорошо. Что ты сказала Брэнду? — спросил он. — Что он о нем узнал? Что тебе известно о Мартине такого, что неизвестно мне?
Ллевелла покачала головой и перестала улыбаться.
— Ничего. Честное слово, ничего. Насколько я знаю, в Ребме ни одна душа о Мартине ничего не ведает с тек пор, как он прошел по Пути и сгинул. Не думаю, чтобы Брэнд покинул Ребму, узнав о Мартине больше, чем знал до ее посещения.