Миры Роджера Желязны. Том 7

Желязны Роджер Джозеф

— Я чувствую его, Кот. Но я знаю, что это такое, — сказал он. — Какой в этом смысл? Я по-прежнему направляюсь в Кенмар, раз ты меня не хочешь убить. Или ты просто играешь?

Интенсивность эмоций возросла. Его дыхание стало неровным. Билли почувствовал внезапное желание помочиться. Ощущение нависшей судьбы парило над тропой настолько далеко впереди, насколько он мог видеть.

Что-то напоминающее маленькую собаку перебежало дорогу. В этот миг его опасения исчезли.

«Была ли она тенью, которую я видел среди деревьев? — гадал он. — Ушел ли Кот давным-давно? Был ли мой страх реальным, а не наведенным?»

—

Или все это твои проделки, Кот? Это твой план — заставить меня сомневаться в себе, сломать меня прежде, чем ты меня уничтожишь?

Он пробежал около мили, когда сзади приблизился электромобиль и притормозил рядом. Водитель предложил подбросить его до города.

Когда они ехали, Билли ощущал внутри себя отдаленный смех своего преследователя.

Вылезти, уйти, подумать. Таковы были его заботы, когда он въехал в город. Нужно убежать хотя бы на короткое время в какое-то место, где Кот не смог бы наблюдать за работой его разума. Необходимо продолжать бегство, еще раз попробовать замести след настолько, чтобы получить передышку для анализа ситуации, для создания плана.

Билли попросил водителя высадить его у трансстанции. Он допускал, что где-то Кот читает его мысли, узнавая пункт назначения, и начал тихонько напевать на языке навахо отрывок из Пути Благословения. Вошел на станцию и направился к будке. Единственным посетителем заведения был старик, сидевший на деревянной скамье у боковой стены, справа от него. Человек поднял голову от распечатки новостей и кивнул.

— Добрый вечер, — сказал старик.

Билли вошел в будку и нажал координаты вокзала Виктории.

…в красоте.

Теперь в Мюнхен.

…вокруг меня.

Он почистился в туалетной комнате и перенесся в Рим.

…справа от меня.

Съел сандвич и выпил стакан вина.

…слева от меня.

Перенесся в Анкару. Какое-то время стоял у здания вокзала и наблюдал, как восходит солнце жаркого и пыльного дня.

…передо мной.

Он перенесся в Аль-Хиллах в Саудовской Аравии, а оттуда — в банк кабин Национального нефтяного леса Раб-аль-Хали.

Высокие деревья с пышной листвой, кора у них была бурая, чешуйчатая и звенела на ветру. Билли следовал размеченной пешеходной дорожке под их сенью.

Здесь, посреди древней мечты Фримена Дайсона, можно нащупать путь к чему-то, что ему нужно знать; здесь, в месте, которое некогда было известно как Пустая Сторона, теперь громадный лес генетически измененных деревьев, крупнее секвой; их соки поднимаются вверх, их запрограммированный метаболизм синтезирует нефть, текущую вниз по особым сосудам в корни, образующие живую сеть Трубопроводов, соединяющуюся в различных точках с искусственным трубопроводом, что передает ее к огромным хранилищам, представляющим собой один из самых больших запасов нефти в мире для тех производств, которым по-прежнему требуется это вещество. Они заполняют то, что некогда являлось пустыней, утилизируя солнечный свет, имеющийся здесь в изобилии. Самовосстанавливающиеся и вечные на фоне голубого неба, они являлись одновременно и частью природы, и продуктом технологии, наполнявшей культуру планеты, так же несомненно, как деревья уличных парков, которые вырабатывали собственную продукцию, или сеть данных, которая, не отсоединись он от нее, могла бы в этот момент выдать ему почти любую нужную информацию.

Почти. Некоторые вещи приходилось разрабатывать в одиночку.

Но здесь, при таком сочетании старого и нового, первобытного и современного, он чувствовал себя более спокойно, чем когда-либо после начала всего этого предприятия. Даже птицы пели на ветвях…

Билли долго шагал по лесу и остановился, лишь когда вышел на небольшую поляну с парой столов для проведения пикников, мусорными бачками и сараем. Он заглянул в сарай: инвентарь лесников для текущего ремонта — электрические лопаты, кирки, пилы, цепи и кабели, перчатки и «кошки». Тут было пыльно, а паутина, словно мосты из тюля, соединяла предметы друг с другом.

Он затворил дверь и пошел прочь, нюхая воздух и озираясь. Сел, прислонившись спиной к стволу одного, средних размеров дерева. На бугорке среди корней пучками поднимались толстые стебли шафрана и луговика. Он забил трубку и раскурил ее.

Кот хотел его смерти и пытался убедить, что он этого тоже хочет. Идея казалась нелепой, но Билли посмотрел на нее попристальнее. Большая часть Вселенной является твоим врагом. Он узнал об этом еще мальчишкой. Человек принимает меры предосторожности и надеется на лучшее. Время — текущая вода, ни плохое, ни хорошее, и его нельзя ухватить. Человек может подставить ладошку, подержать толику его недолго — и все. Хотя оно представляло собой стремительный поток последнее десятилетие его жизни — охватившее около тридцати лет реального времени, — и он не мог его сдержать. Большой мир быстро изменился за этот промежуток. Танцоры обменялись масками: он уже не мог распознать врагов.

За исключением Кота.

Но он видел, что это было нечестно, даже по отношению к Коту. Кота он понять мог. Кот в своем желании был прост, мономаниакален. Остальной мир опасен переменчивым, запутанным образом, хотя в основном в нем отсутствовали злоба и преднамеренность. Он являлся противником, а не врагом. Кот же был врагом. Вселенная человека перемалывала или опрокидывала. А теперь…

Темп возрастал. Билли ощущал его всю жизнь — с первых школьных дней — усиливающимся, как барабанная дробь. Правда, бывали сбои — периоды, когда он привыкал к новым ритмам. Но теперь… Им владела усталость. Последние реакции уже не имели соответствия, даже среди его собственного народа. Глядя назад, он видел, что лучше всего чувствовал себя в тех случаях, когда был где-то далеко, во вневременных местах среди звезд, и охотился. Именно возвращение становилось шоком. Теперь… теперь ему просто хочется отдохнуть. Или вновь оказаться где-то далеко, даже если следующее возвращение…

Дора. С Дорой тоже было спокойно. Но теперь это ему не помогало. Теперь мысли о Доре лишь заставляли его отвернуться от реальных проблем. Действительно ли он хотел умереть? Прав ли Кот?

Он почти мог слышать пение внутри неестественного дерева, параллельного его позвоночнику, колебания передавались по его нервам.

Желание убежать прочь, желание отдохнуть и больше не меняться… Вероятно…

Он сильно закусил мундштук трубки. Ему не нравились все эти размышления в духе бледнолицых, эта охота за скрытыми мотивами. Но…

Вероятно, в этом что-то есть. Мускулы лица опять расслабились.

Если скрытые источники его чувств равнозначны тому, о чем говорил Кот, то он бежал к смерти со времени падения Доры и…

Дора? Как она могла сыграть такую роль? Нет, пусть мертвые покоятся в мире и не тревожат живых. Достаточно допустить, что все перемены в самом обществе, — обществе, в котором он не родился, но частью которого пытался стать, — были весьма подавляющими, чтобы довести его до этой точки. Пойдем отсюда. Что дальше? Действительно ли он хотел умереть? И что по этому поводу нужно делать?