Миры Роджера Желязны. Том 8
Шрифт:
Лунная Птица подошел ближе и уставился в неглубокую яму.
— Может, у тебя плохие инструменты? Слушай, вдруг здесь кое-что сохранилось со времен правления Рыжего Марка?
Маусглов стал медленно поднимать глаза, пока его взор не застыл прямо над головой.
— Пожалуй, я могу забраться туда и поискать, — сказал он. — Но даже если мне посчастливится найти что-нибудь взрывчатое — или один из лучеметов, светом разрезающих предметы насквозь… Не повредят ли подобные орудия тому, что мы ищем?
Лунная Птица со смехом зафыркал, брызгаясь слюной. Куда бы ни попадали плевки, они тут же закипали и начинали тлеть. Через несколько секунд в каждом плевке плясал огненный язычок.
— Эту вещичку однажды спрятали только потому, что никто не может уничтожить ее.
— А ведь верно… Кроме того, иначе все равно ничего не выйдет.
Маусглов поднял свой плащ и принялся выбивать им из себя пыль. Достаточно похлестав себя, вновь надел рубашку.
— Ладно. Мне кажется, я помню, где могут быть спрятаны подобные вещи. Если, конечно, они все еще целы. И если мне удастся отыскать это место среди развалин.
Он направился к тому, что казалось наиболее непреодолимой стеной кратера. Лунная Птица заскользил следом.
— Я лучше прямо сейчас начну выбираться.
— Вон там, по-моему, вполне подходящая ступенька для твоей туши.
— Иди. Я сам вылезу. Мне хотелось бы быть подальше от всех волнений и потрясений.
— Хорошая мысль.
Маусглов отыскал опоры для ног и для рук и начал подъем. Позднее, уцепившись за край какого-то выступа и переводя дыхание, он оглянулся и увидел, что Лунная Птица, хоть и черепашьими темпами, но упрямо движется вверх. Дракон медленно и осторожно ощупывал кромку, отыскивая наиболее подходящее место для опоры, затем вонзал в нее мощные острые когти, делал прочные зарубки, прежде чем навалиться всем своим весом.
Маусглов отвернулся и снова внимательно оглядел территорию. «Да, — решил он. — Туда на юго-восток. Одно из мест, где я когда-то прятался, под тем монолитом. И…»
Он посмотрел на солнце, клонящееся к горизонту, пытаясь определить, сколько времени у него в запасе. Затем проделал со всей возможной скоростью и ловкостью путь, маршрут которого уже неоднократно прокручивал в голове.
Маусглов проходил мимо покореженных балок, нагромождения камней, воронок от снарядов, развороченных машин, куч гальки и мусора, осколков стекла, мимо скелетов людей и драконов. Поверженный город весь высох, превратился в прах. Ничего живого. Ничего не шевелилось, кроме теней.
Он вспомнил дни своего трусливого бегства. Глаза машинально скользнули к небу, отыскивая механических птиц круглосуточного наблюдения и разведки. В воображении возникла мощная фигура Марка Мараксона, словно монумент; выпуклая линза искусственного глаза переливалась всеми цветами радуги, когда Марк двигался от света к тьме и наоборот.
Проходя по одному из перекрытых тротуаров, около разрушенного моста, Маусглов нырнул в полуобвалившийся дверной проем, ведущий в здание без крыши. Внутри он шел, лавируя между скрюченными телами миниатюрных роботов Марка. (Его возмущало прозвище «карлик», которым их называли другие, поскольку они были одного с ними роста.) Любопытно, каково пришлось участникам того сражения — подняться от варварства до уровня высокоорганизованного существования и вновь кануть в бездне лет, быть похороненным здесь, на этом кладбище изуродованных машин и мертвых технологий. Возможно, период высокоразвитой цивилизации длился лишь короткое время, они еще не успели забыть примитивных привычек и навыков. Когда-нибудь все это превратится в очередную легенду…
Вдруг откуда-то — Маусглов не мог определенно сказать, откуда именно, — донеслись звуки ударов молотком, затем дважды он услышал клацанье и рычание, говорящее о том, что кто-то пытается завести машину.
Он отыскал ведущую вниз лестницу и в течение десяти минут очищал ее от хлама, мешающего пройти. Спустившись, проследовал по закоулкам блестящих туннелей, ведущих внутрь горы. Все хитросплетение подземных коридоров ожило в его памяти, как будто он только вчера проходил данным маршрутом. С одной лишь разницей — передвигаться приходилось в почти полной темноте, так как генераторы, питающие энергией и обеспечивающие освещением подземные мастерские, были разрушены. Маусглов шел буквально на цыпочках, ступая осторожно и бесшумно, в правой руке нервно сжимая пистолет. Но никто не собирался нападать на него.
Дверь в арсенал оказалась закрытой, но он мог открыть ее даже в кромешной тьме, чувствительные пальцы ловко орудовали, перебирая бесчисленные отмычки, с которыми он не расставался. Эти пальцы имели собственную память, поэтому справились с замком раньше, чем Маусглов сообразил, что путь свободен.
Он прошел в комнату и отыскал нужную полку. Убедившись, что гранат вполне достаточно, стал распихивать их в специальный пояс, затем остановился, чтобы отыскать и пополнить патронами свой пистолет.
Покидая арсенал, Маусглов вдруг по самому ему непонятным причинам запер дверь. Затем поспешил в туннель, держа пистолет в полной боевой готовности.
Лишь только он поднялся по ступенькам, его охватила паника. Он тут же подавил ее, однако в душу закрались нехорошее предчувствие и тревога. Чем было все это вызвано, он не стал даже задумываться, но полностью положился на свое шестое чувство, так как оно не раз выручало его в прошлом.
Маусглов остановился и замер, потом вжался в стену и стал медленно подниматься по ступенькам. Он двигался бесшумно и был невидим.
Когда его голова достигла уровня пола, он снова замер и прислушался к шорохам полуразрушенного помещения. Никакого движения. Казалось, ничего здесь не изменилось с момента его первого прохождения.
Он глубоко вздохнул и одним рывком одолел оставшиеся ступени, затем рванул к дверному проему.
Справа от себя он заметил едва уловимое движение.
Он замер, увидев одного из коренастых, мускулистых аборигенов, которые ранее работали на шахте. Абориген притаился за обвалившейся плитой потолка, намереваясь преградить ему путь. На человеке болтались лохмотья былой униформы, которую носили при Марке.
Маусглов поднял пистолет, но не выстрелил.
Коротышка был вооружен длинным кривым ножом. Его оружие казалось совсем смехотворным по сравнению с тем, что сжимали чуткие пальцы Маусглова. Человечек был один, однако если поблизости существуют остальные, то звуки выстрелов могут насторожить и привлечь их.
— Не волнуйся, — дружелюбно начал Маусглов, опуская пистолет, — я уже ухожу.
Еще до того, как рот коротышки перекосила гримаса, он понял, что ему не следовало говорить подобным тоном.