Миры Роджера Желязны.Том 18
Шрифт:
Михаил исправно отвечал на письма многочисленных почитателей не только по всему Духовному Миру, но даже и на Земле.
— Сейчас сразу и возьмусь, — сказал Бабриэль и быстро прошел в маленький кабинет в той части усадьбы, которая раньше называлась помещением для прислуги, а теперь — флигелем для желанных гостей второго разряда.
Часть третья
Глава 1
Илит особенно досадно было оказаться в шкатулке. Ее не пытались запереть с тех самых пор, как ослепленный любовью троянский царь Приам смастерил специальный ящик, куда надеялся посадить Илит, как только поймает. Но так и не поймал. А теперь Трои давно нет, нет и царя Приама, а Илит жива — и если до сих пор не сыграла в ящик, то отчасти потому, что не совала свой нос, куда не следует.
Вот что значит загордиться, сказала она себе. Только гляньте на меня. Сижу в ящике.
Шкатулку заполнил бледный мерцающий свет, озарил поля, плетни, горную цепь на горизонте. У самого уха зазвучал ласковый мужской голос:
— Илит, что ты тут делаешь? Никак попала в беду? Разреши тебе помочь.
В шкатулке стало еще светлее.
— С кем я говорю? — спросила Илит.
— Это Зевс, — отвечал голос, — я еще кое на что гожусь даже в нынешних стесненных обстоятельствах. Однако ты не сказала мне, как здесь очутилась.
— Кто-то меня похитил и запер. — Илит однажды встречалась с Зевсом: во времена греческого культурного влияния в Риме, когда пробовалась на роль стихийного духа. Зевс тогда пообещал связаться с ней позже, и она давно забыла о нем вспоминать.
— Почему он тебя не выпускает?
— Боится, что я его убью! И правильно делает! Зевс вздохнул:
— Ты говоришь точь-в-точь как моя дочь Артемида. Мщение, угрозы. Почему бы немного не притвориться?
— О чем ты?
— Скажи своему похитителю, что польщена его вниманием и тронута тем, что он запер тебя в ящик.
— Он не поверит!
— Попробуй. Все похитители — растяпы. Наболтай ему что-нибудь. Лишь бы освободиться.
— Ты предлагаешь мне солгать?
— Конечно.
— Но это же будет нечестно!
— После извинишься. Я всегда так делаю, если не забываю. Главное — оказаться на свободе.
— Но нам запрещено лгать, — сказала Илит неуверенно.
— Ну, милочка, поговори с этим смертным, постарайся достигнуть взаимопонимания. Выбирайся на люди. Такой красотке не след сидеть взаперти.
Прошло некоторое время. Илит успокоилась, поправила прическу и позвала:
— Уэстфолл? Ты еще здесь?
— Да, здесь.
— А тебе не надо на работу или еще куда?
— Надо, конечно. Но, если честно, я боюсь оставлять тебя без присмотра. Вдруг ты выберешься — или там заколдуешь меня.
— Я и отсюда могу тебя заколдовать, — сказала Илит томным голосом, — но неужто ты и впрямь считаешь меня такой зловредной ведьмой?
— Ну, — молвил Уэстфолл, — после того что ты мне наговорила, я приготовился к худшему.
— Я говорила в сердцах, — извинилась Илит. — Какой женщине понравится, если ее схватить, посадить в ящик и вручить кому-то, словно товар! Ведьмы, даже самые ангельские — те же люди. Мы любим, чтобы за нами ухаживали, как за настоящими дамами, а не волокли за руку, будто античных уличных девок.
— Теперь-то я понимаю, — сказал Уэстфолл, — да поздно.
— Совсем не поздно, — проворковала Илит самым своим сладким голосом.
— Правда?
— Открой крышку, Уэстфолл, и я тебя не трону. Честное ангельское. Посмотришь, как мы столкуемся.
Уэстфолл набрал в грудь воздуха и откинул крышку.
Илит вылетела в клубах дыма, приняв ведьминское обличье Гекаты. Уэстфолл завопил:
— Ты обещала меня не трогать!
Его зашвырнуло в темный уголок преисподней, а Илит полетела рассказать обо всем Михаилу. Ящик Пандоры остался открытым и тихо поблескивал.
Глава 2
Аззи прибыл к дому Аретино через одну неделю и одну минуту после первого разговора. Аретино пригласил демона в дом и провел в гостиную на верхнем этаже, где можно было уютно расположиться в креслах и полюбоваться видом венецианских каналов. Хозяин налил вина, купленного нарочно к случаю. Лакей принес пирожных.
Мягкий голубой сумрак стократ увеличивал загадочное колдовское очарование города. Снизу доносилась песня лодочника: «Гондольеру живется привольно». Человек и демон несколько мгновений слушали в молчании.
Аззи было хорошо, как никогда в жизни. С этих мгновений начнет разворачиваться новый проект. Первые же слова станут поворотным моментом в жизни многих людей, ему предстоит сделаться вершителем судеб, перводвигателем. Аззи вырастет в одного из тех, кто управляет ходом событий, а не плывет пассивно по воле волн. Власть, возвышение — вот что его ждет.
В воображении Аззи уже осуществлял великий проект. Казалось, задумай — и все немедленно свершится. Видение представлялось расплывчатым, но величественным.
Потребовалось усилие, чтобы напомнить себе: все еще лишь на стадии замысла.
— Я с некоторым нетерпением ожидаю услышать, к чему вы в конце концов пришли, дражайший Аретино. Или вы сочли, что моя пьеса вам не по плечу?
— Полагаю, работа для меня, — промолвил Аретино. — Но судите сами — после того как я расскажу легенду, которую хотел бы положить в основу сценария.
— Легенду? Превосходно! — воскликнул Аззи. — Люблю легенды. Это о ком-нибудь мне известном?
— Моя повесть о Боге, об Адаме и Люцифере.
— Все старые знакомые. Продолжайте, Пьетро. Аретино откинулся в кресле, отхлебнул вина, чтоб промочить горло, и начал.
Адам лежал у райского ручейка, когда Бог подошел к нему и сказал:
— Адам, что ты делал?
— Я? — Адам сел. — Сидел и думал о добром.
— Знаю, что думал о добром, — сказал Бог. — Я время от времени настраиваюсь на твою волну и проверяю, как у тебя дела. Это и называется Божественным промыслом. А что ты делал до того, как думать о добром?