Миры Роджера Желязны.Том 18
Шрифт:
— Точно не знаю.
— Постарайся вспомнить. Ты ведь был с Евой?
— Ну да, конечно. В этом же нет ничего дурного? Я хочу сказать, мы ведь женаты?
— Никто не собирается тебя за это ругать, Адам. Я просто хочу знать правду. Ты говорил с Евой, не так ли?
— Говорил. Она пересказывала какую-то дребедень, которую напели ей птички. Между нами, Господи, говоря, для взрослой женщины она слишком много думает о птичках.
— А что еще вы с Евой делали?
— Просто говорили о птичках. Вечно она о птичках да о птичках! Скажи мне честно, как ты думаешь, у нее все дома? Я хочу сказать, она вообще нормальная? Мне, конечно, сравнивать не приходится, я других женщин не видел. Ты даже матери мне не дал. Только не думай, что я жалуюсь. Просто когда все время слышишь про птичек, поневоле берут сомнения.
— Ева очень невинна, — молвил Бог. — Но ведь в этом нет ничего дурного?
— Наверно, — кивнул Адам.
— Так в чем же дело? Я чем-то тебя обидел?
— Ты? Меня? Не говори глупостей. Ты — Бог, как же ты можешь меня обидеть?
— Чем еще вы с Евой занимались кроме разговоров?
Адам тряхнул головой:
— Честно, я лучше промолчу. Где сказано, чтобы выражаться плохими словами в присутствии Бога?
— Я не про секс, — обиделся Бог.
— Слушай, ты знаешь, что я делал и чего не делал, так зачем спрашивать?
— Хочу прояснить ситуацию.
Адам что-то пробурчал, но так тихо, что Богу пришлось переспросить.
— Я сказал, чтоб ты не очень на меня сердился. Ты ведь создал меня по своему образу и подобию, так чего ты от меня ждешь?
— Вот, значит, как! Выходит, если я создал тебя по своему образу, это извиняет любые твои проступки?
— Ну, сам понимаешь, ты как-никак…
— Я дал тебе все: жизнь, разум, приятную внешность, преданную жену, воображение, пропитание, мягкий климат, вкус к хорошей литературе, любовь к спорту, артистические наклонности, умение складывать и вычитать и еще много всего другого. Я мог бы одним пальцем отправить тебя на Землю, где бы ты по гроб жизни учился прибавлять один к одному. Вместо этого я наделил тебя десятью пальцами и способностью считать до бесконечности. Все это я сделал для тебя. А взамен просил самую малость: играть с тем, что я тебе дал, и не трогать, чего не велено. Так или не так?
— Так, — промямлил Адам.
— Я сказал всего лишь: вот дерево, мы зовем его Древом Жизни, видишь на нем яблоко? И ты сказал: да, вижу. И я сказал тебе: сделай одолжение, не ешь этого яблока. И ты сказал: конечно, Господи, я все понял, и это не Бог весть какая сложность. А вчера вы с Евой съели запретный плод, ведь съели же?
— Яблоко? — удивленно переспросил Адам.
— Ты отлично знаешь, что такое яблоко, — отчеканил Бог. — Оно красное, круглое и сладкое, только тебе не следовало знать вкуса, потому что я не разрешил пробовать.
— Я никогда не понимал этого запрета.
— Это я тебе тоже объяснял, только ты пропустил мимо ушей. Оно дает познание Добра и Зла. Потому его и нельзя было есть.
— А что дурного в познании Добра и Зла? — спросил Адам.
— Всякое знание замечательно, — ответил Бог, — но нужно многое знать, для того чтобы знание пошло впрок. Я потихоньку-помаленьку подводил вас с Евой к тому, чтобы вы могли вкусить плод познания и не вообразить, будто знаете все. Но ведь это она тебя подговорила, правда?
— Мысль была моя, — сказал Адам. — Ева не виновата. Она только и знает, что своих птичек.
— Но ведь она тебя уговаривала?
— Может, и да. Что с того? Прошел слух, будто ты не очень рассердишься за яблоко.
— Кто тебе такое сказал?
— Не помню, — ответил Адам. — Наверно, птички там, пчелки всякие. Все равно мы с Евой должны были рано или поздно его съесть. Закон драматической необходимости учит: нельзя оставить на каминной полке заряженное яблоко и никак его не обыграть. Мы же не можем всегда оставаться в Раю?
— Не можете, — согласился Бог. — И кстати, вы уберетесь отсюда немедленно. И не надейтесь вернуться.
И Бог выставил Адама и Еву из Рая, для чего послал ангела с огненным мечом — так впервые в истории человечества было проведено насильственное переселение. Адам и Ева в последний раз оглянулись на прежний дом и пошли прочь с мыслью: им много еще где предстоит жить, но ни одно место не станет для них родным.
Только за пределами Рая Адам заметил, что на Еве ничего нет.
— Фу-ты ну-ты! — вскричал Адам и вытаращился на Еву. — Ты же совсем голая!
— Ты тоже, — сказала Ева.
И они стали пялить друг на дружку глаза. А когда вдосталь насмотрелись, разразились хохотом. Отсюда пошли анекдоты про сиськи и все такое.
Когда они отсмеялись, Адам сказал:
— Думаю, стоит припрятать инструментарий. Слишком много чего у нас наружу, если ты меня понимаешь.
— Забавно, что мы раньше этого не видели, — сказала Ева.
— А что ты вообще видела, кроме птичек? — спросил Адам.
— Сама удивляюсь, — сказала Ева.
— А что это там впереди? — спросил Адам. Ева медленно сказала:
— Если б я не знала, что такого не может быть, я бы ответила, что там другие люди.
— Как это возможно? — удивился Адам. — Мы же одни на свете.
— Выходит, теперь не одни, — сказала Ева. — Помнишь, мы допускали подобную возможность.
— Теперь припоминаю, — кивнул Адам. — Мы говорили, что другие люди — необходимая предпосылка для романа.
— Тебе следовало бы помнить.
— Я не думал, что Он и впрямь это сделает, — сказал Адам. — Вроде как мы должны были оставаться единственными людьми.
Бог не сидел сложа руки. Поначалу Адам и Ева действительно были единственными. Но они сбились с пути истинного, ослушались приказа. И в наказание им Бог сотворил других людей. Трудно понять, что именно Он хотел этим сказать.
Адам и Ева шли, пока не пришли в город и не подошли к дому.
Адам спросил первого же встречного:
— Как называется этот город?
— Это, — отвечал прохожий, — Почти Совершенство.
— Странное название для города, — произнес Адам. — А что оно значит?