Мишень (Сборник повестей)
Шрифт:
Парадокс, но обезображенный Дион действительно казался им раем.
Что они видели в жизни?
Тесные квартирки города-муравейника? Пахнущие нагретым металлом и человеческим потом каморки на борту космического корабля? Острый медикаментозный запах крионических ванн?
Павел думал над этим, вдыхая полной грудью пьянящие запахи прелой отмирающей листвы, и, может быть, впервые в жизни по-настоящему чувствовал, что живет.
Господи, неужели для этого нужно было пройти войну, смерть, унижение, страх... разрушить столько миров, потерять столько жизней?
Задумавшись, он едва не
Лепетов застыл, предупреждающе подняв руку.
Несколько секунд он напряженно вглядывался вперед, потом, не оборачиваясь, сделал движение ладонью, словно прижимал ей чью-то голову к земле, и медленно отвел руку в сторону.
Гнедышев ничего не понял, но, взглянув на Зарубина, который тихо опустился на землю и отполз в сторону, за ближайшее укрытие, понял, что от них требует командир.
Лепетов, скрываясь за кустом, опустился на одно колено, достал электронный бинокль и поднес его к глазам.
Вокруг внезапно воцарилась звонкая, прямо-таки оглушительная тишина. Гнедышев вдруг осознал, что совсем не слышит никаких звуков, словно редколесье, тянувшееся впереди, вздымаясь пологим склоном холма, вымерло.
Схоронившись за обгорелым пнем, он посмотрел на Зарубина. Тот лежал с побледневшим, напряженным лицом. Глаза впились в одну точку, губы беззвучно шевелятся, пальцы цепко охватили автомат...
Павел невольно проследил за его взглядом и наконец увидел то, что уже давно приковало внимание его более опытных товарищей, - метрах в ста выше по пологому склону лежало что-то темное, бесформенное.
Вспомнив, что у него тоже есть электронный бинокль, Гнедышев, к которому внезапно вернулась мелкая, противная дрожь, непослушными пальцами расчехлил прибор и поднес его к глазам.
Склон холма резко подался навстречу, укрупнился в деталях до мгновенной потери ориентации. Поведя биноклем, Павел увидел мелкие, обугленные колючие кусты, выгоревший дерн, потом в бинокулярах промелькнул ствол дерева со свежими желтоватыми ранами на коре, а ниже...
Ниже, бессильно прислонясь к стволу дерева, полусидел человек. Его голова была запрокинута, в лице, искаженном гримасой страдания и удивления, не осталось ни кровинки.
"Труп..." - с ужасом понял Гнедышев, узнав в человеке одного из уголовников, покинувших модуль, пока большинство экипажа валялось в бессознательном состоянии после посадки.
Он не хотел смотреть на это специально, но рука, Державшая бинокль, дрогнула, фокус прибора сместился чуть ниже, и он с содроганием увидел, что у мертвеца вместо живота зияет огромная обугленная по краям дыра, сквозь которую виден ствол дерева с шероховатой корой.
Его вдруг замутило. Бросив бинокль, Гнедышев зажал руками рот и забился в конвульсиях. Олег резко оглянулся на шум, но поделать ничего не смог, только взглядом указал Зарубину - проследи - и опять повернулся к склону, по которому медленно полз Джон Селински.
"Не торопись, Джон...– беззвучно выговаривали побелевшие губы Олега.– Справа от тебя, двадцать метров вверх по склону... Только не ошибись, прошу..."
В этой ситуации он ничего не мог изменить. Лепетов мог только наблюдать. Джон, судя по всему, поздно заметил труп, и ему пришлось ничком
Черт, оставалось только ждать, холодея от предчувствий.
Хладнокровию Селински можно было позавидовать. Он уже был метрах в пяти от лазерной турели. Джон полз, умело используя складки местности, поваленный ствол дерева, каждый неприметный бугорок, зная, что уже фактически оказался в "мертвой" для радара зоне, и опасаться теперь следовало лишь видеокамер системы наблюдения, сопряженной со стволами лазеров.
Турель медленно поворачивалась из стороны в сторону, обшаривая гарь.
Олег наблюдал за ней со всевозрастающим напряжением, понимая, что в наводящем механизме орудия крылся какой-то дефект, поломка, иначе оно уже испепелило бы затаившихся в ста метрах ниже по склону людей.
"Очевидно, повреждена инфракрасная оптика", - рассудил он.
Селински уже обогнул турель, подбираясь к ней сзади. Расчет был верен, насколько это возможно при противостоянии человеческой психики и равнодушной, рассчитанной на уничтожение машины.
Олег наблюдал за движением Селински, до боли в пальцах сжимая волокончатый приклад плазменной винтовки. Ее предохранитель был снят, плазмогенератор заряжен, зеленое окошко индикатора показывало цифру пять полный объем, на какое было способно данное оружие.
Из побитого пожарами травостоя медленно поднялась рука с зажатой в ней гранатой...
Шарик цвета хаки звонко стукнул о станину орудия, отскочил и...
Черно-оранжевый столб огня и дыма выметнул фонтан земли в том месте, где только что возвышалась турель, тугой грохот ударил по перепонкам, нудно взвыли осколки, что-то с хрустом надломилось в кроне ближайшего дерева, с шелестом стал опадать поднятый взрывом песок...
Олег не прекращал наблюдения и потому видел, как над их головами, медленно вращаясь, пролетел фрагмент сервоприводного механизма орудия, и буквально в следующий миг с вершины холма ударило сразу несколько установок. Веер лазерных лучей с шипением ионизировал воздух над головами людей, глухо, злобно и равномерно застучало импульсное орудие ближнего поражения, в небесах возник резкий басовитый гул, внезапно сорвавшийся на визгливые, воющие ноты, и по земле замолотили разрывы настильного отсекающего огня, рассчитанного на поквадратное поражение местности...
Это был лишь слабый отзвук, отголосок того техногенного ада, который разверзся бы тут, будь система планетарной обороны действительно работоспособна, а так...
Олег даже не шелохнулся - пусть кроют, с них станется... но вот Гнедышев...
Бывшего корабельного капеллана можно было понять - он знал войну как величину абстрактную, равную вспыхивающим и гаснущим точкам на экранах целевых мониторов, ему была ведома узость отсеков, бездна пространства и множество заболеваний души, но настоящая война, с кровью, потом, лицом к лицу с беспощадным, равнодушным врагом, - это являлось для Павла опытом запредельным...