Мишка Forever
Шрифт:
– Вот, Миша, это деда моего. Теперь я храню. Открывай, не бойся.
Мишка открывает крышку футляра и замирает, увидев, что там внутри.
– Вот это ничего себе! Это что же, - настоящие? Конечно, сразу видно, что настоящие! Вот это да! Ну, ты даёшь, Илья! А... А можно? Я осторожненько, честное слово! Можно, Ил?
– Можно, - улыбаюсь я, очень я доволен, какой эффект на Мишку произвели дедовы шашки.
– Вот эту сначала посмотри, а потом уже кавказскую.
Мишка, поставив футляр на пол, достаёт из него
"II ИМПЕРАТОРСКIЙ ПРИЗЪ Л. Гв. КЕГСГОЛЬМСКАГО П. ПОРУЧИКУ
И. П. ТОКМАКОВУ ЗА СОСТЯЗАНIЕ НА ШТЫКАХЪ
МАРТА 28го 1912го".
– Ничего себе! Так это что, - при царе ещё было?
– удивлённо спрашивает меня Мишка.
– Да, после Пажеского Корпуса дед в Гвардии служил, а потом, - когда война началась, - в Армию перевёлся, в кавалерию.
– Ух ты! Гвардия, Первая Мировая... Сколько ж ему было лет?
– Он в 1890-м году родился, я же тебе говорил, что он девяносто пять лет прожил.
– Ну да, ну да, - я просто как-то не сообразил. А можно я её достану?
– Доставай, чего же нельзя.
Мишка обнажает слегка изогнутый клинок, и восхищённо смотрит вдоль него на свет из окна.
– Как блестит! А она острая?
– Ну что ты, Мишка, совсем тупая. Шашки только во время войны точили. По специальному приказу. Даже у полиции шашки тупые были. А с этой дед не воевал, говорил, что на ней крови нет.
– Ого! Крови...
– Мишка смотрит на меня во все свои серые глазищи.
– А эта, вторая? Можно?
– Кавказская? Смотри, конечно.
Мишка осторожно убирает клинок в ножны и кладёт шашку в футляр. Вторая из дедовых шашек достаётся наружу.
– А эта другая, без скобы.
– Без дужки гарды, - поправляю я.
– Это кавказского типа, не офицерского, почти такие же и у казаков были.
– "ЗА ХРАБРОСТЬ". Да уж! Это как?
– Ну вот так, за храбрость, - значит, за храбрость. Видишь маленький белый крестик на эфесе. Да нет, с другой стороны, слева. Да. Это Георгиевский Крест. А называется, - Золотое Георгиевское оружие. Такое за храбрость и давали.
– Она что, правда золотая?
– Позолоченная. А совсем давно, рукояти из настоящего золота делали к такому оружию, а так, - война ведь шла. Ты достань её из ножен, там на клинке ещё надпись есть.
"КАПИТАНУ АДЪЮТАНТУ 14го ГРУЗИНСКАГО П.
И. П. ТОКМАКОВУ. ГАЛИЦIЯ - 1915".
– Уже капитан, - уважительно говорит Мишка.
– Да, из Гвардии с повышением переводили. И вот адъютантом полка дед был, - видишь.
– Так он, что, - у белых был?
– почему-то шёпотом спрашивает Мишка.
– Почему же у белых, - возражаю я.
– Не все же офицеры белые были. Дед у наших был, с Будённым. И у Тухачевского они потом вместе
– Вот это да, с самим Будённым, надо же!
– Сам балдею! Я тебе потом ещё фотографии покажу, - ахнешь! А у деда ещё две шашки было, одна подарочная, от генерала Иссы Плиева, дед у него в кавкорпусе полком командовал. И на сорокалетие Красной Армии, юбилейная, от Верховного Совета. Он их обе в музей Армии передал.
– А эти?
– А эти нет, - просто отвечаю я.
– Убери, я тебе ещё не всё показал.
Пока Мишка с неохотой убирает шашку и закрывает футляр, я разворачиваю жёсткий, как жесть, шёлк и достаю кинжал. И молча протягиваю его Мишке.
– Здоровый какой! И здесь тоже чего-то написано, на пластинке. "Красному доблестному командиру т. Илье Токмакову от рев. ком. Белой Церкви Киевской губ. 25 июня 1920г. Смерть белопольским панам!". Ну, у меня даже слов нет. Слушай, Ил-Илья, а почему ты говоришь, что никому это не показывал? Это ведь... Я бы знаешь, - я бы экскурсии водил! Это же такое дело, это ж история! А дед у тебя, выходит, герой!
Мишка воодушевлёно помахивает огромным кубачинским кинжалом в такт своим словам.
– Герой, - соглашаюсь я.
– Настоящий Герой Советского Союза. В сорок четвёртом получил.
– А... а за что?
– совсем уж тихим шёпотом спрашивает Мишка, а глаза у самого круглые, как мой будильник.
– Он всего с полуэскадроном три танка захватить умудрился, я потом как-нибудь расскажу, - обхохочешься. Я так смеялся, когда дед рассказывал, - аж соседи прибегали!
– А что тут смешного, это же подвиг. Надо же, три танка!
– Да уж больно смешно всё это у них получилось, по-дурацки как-то. Да дед-то и сам смеялся, знаешь как? Говорил, что это самый нелепый случай, который ему известен.
– А расскажи, Ил!
– загорается Мишка.
– Потом как-нибудь, скоро кино начнётся, - Шерлок Холмс. А оставайся у меня, вместе посмотрим. Оставайся, Миш, правда!
– Ну, не знаю. Я не ужинал ещё, и вообще...
– Так у меня и поужинаешь! Давай?
– Да неудобно как-то. И мама твоя...
– я вижу, что Мишке и самому хочется остаться со мной, а чего он мнётся тогда, - не пойму.
– Ну и что, - мама! Мама у меня, знаешь какая? Человек! В морской пехоте, правда, не служила...
Мишка смеётся и ерошит мне волосы. По-доброму, ласково так, я даже и не отстраняюсь.
– Ах ты Ил! Самолётик... Ладно, только я домой, по быстрому сбегаю, своих предупрежу, а то у нас с этим строго.
Я, проводив Мишку, смотрю на маму, она стоит в коридоре и сморит на меня.
– Ты чего, Илюшка, - улыбка прямо до ушей. Что, понравился тебе этот Миша?
– Понравился, по-моему. Он сейчас вернётся, дома отпросится и вернётся, мы кино вместе посмотрим. Можно, мам? И поужинаем.