Мисс Кэрью
Шрифт:
Болезненное очарование, казалось, теперь привязывало меня к картине, а картину — ко мне. Мне казалось, что я не смогу жить вдали от нее. Каин пришел за мной как живой человек или нечто большее, чем человек, овладев моей волей и пронзив меня ярким ужасом своих глаз. По ночам, когда галерея закрывалась, я часами бродил по окрестностям, не в силах разорвать чары, приковывавшие меня к картине; и когда, наконец, измученный усталостью, я возвращался домой и бросался на кровать, то полночи лежал без сна или спал, и мне снилось то, что преследовало меня при пробуждении.
Не подумайте, что я добровольно стал жертвой этой мономании.
Приближался кризис (полагаю, что мои чувства приходили все в более и более плачевное состояние), когда молодой человек, несколько старше меня, занял свое место в той же комнате и начал копировать картину, удаленную всего на несколько ярдов от той, над которой работал я. Его присутствие раздражало меня. Я чувствовал, что больше не одинок, и боялся, что меня прервут.
Однако он был очень тихим молодым человеком и так уважал мою молчаливость, что я вскоре перестал воспринимать его присутствие. Следует заметить, что его звали Ахилл Дезире Лерой.
Было бы бесполезно и болезненно вдаваться в более детальный анализ моего психического состояния. С каждым днем оно становилось все менее и менее терпимым, так как я с каждым днем становился все менее способным к сопротивлению. Все это теперь имеет в моей памяти черты сна — долгого, яркого, ужасного; но все же сна.
Наконец пришло время, когда тело и разум больше не могли выносить добровольного рабства. День был мрачным и гнетущим, как перед бурей. Ни один глоток воздуха не проникал в мрачный угол, в котором я сидел за работой. Яркие, жестокие глаза Каина, казалось, пронзили самый мой мозг. Мне казалось, что я задыхаюсь. У меня закружилась голова, сердце бешено заколотилось, кисть выпала из пальцев. Внезапно я откинулся на спинку стула, издал отчаянный крик и закрыл лицо руками.
— Вы больны, — сказал голос рядом.
Я обернулся и увидел, что рядом со мной стоит Ахилл Лерой.
— Ничего страшного, — запинаясь, пробормотал я.
Он покачал головой.
— Я наблюдал за вами, — сказал он, — уже несколько дней. Вы больны и нуждаетесь не только в перемене воздуха и обстановки, но и в смене занятия. Эта картина Прево вам не подходит.
— Я должен ее закончить, — ответил я с содроганием.
— Мы обсудим этот вопрос в ближайшее время, — сказал мсье Лерой. — А пока… глоток свежего воздуха окажет вам больше услуг, чем совет. Обопритесь на мою руку и выйдите со мной на полчаса в сад.
Я был послушен, как ребенок, и повиновался ему без единого слова. Он повел меня между деревьями и нашел скамейку в уединенном месте, где мы сели. Некоторое время мы оба молчали. Когда, наконец, мой спутник заговорил, это было сделано для того, чтобы побудить меня отказаться от моего предприятия.
— Вы ошибаетесь, — сказал он, — ставя перед собой такую ужасную задачу. Позвольте мне порекомендовать вам отказаться от нее, прямо сейчас.
— Увы! — ответил я. — Я не могу.
— Почему нет? Если копия предназначена для продажи, она уже достойна восхищения и не нуждается в дополнительных мазках.
— Дело не в этом, — мрачно ответил я. — Я копировал картину для собственного удовольствия, — или, скорее, для моих собственных мучений, — и она овладела мной, от чего я не могу избавиться.
Он посмотрел на меня с сочувственным недоверием.
— Если… если вы пообещаете не считать меня сумасшедшим, — добавил я, — я объясню свои слова.
Он пообещал, и я рассказал ему все, что у меня здесь записано. Когда я закончил свой рассказ, он встал, задумчиво прошелся взад и вперед под деревьями, а затем, вернувшись на свое место рядом со мной, сказал:
— Как незнакомец, я не имею права давать вам советы, но, как собрат по цеху, я чувствую, что мой долг — сделать еще одно усилие. Если вы доверите мне продажу вашей копии, я постараюсь найти вам покупателя. Но я умоляю вас никогда больше не смотреть на оригинал или копию, пока вы живы. Навязывая вам это решение, я руководствуюсь не обычными мотивами. Я знаю, что над картиной тяготеет рок. Я знаю ее историю и историю того, кто ее написал. Если у вас достаточно сил, чтобы слушать меня в течение четверти часа, я расскажу вам об этом так кратко, как смогу.
Я выразил свое нетерпение выслушать их, и мсье Леруа начал так.
— Камилл Прево был младшим из двух братьев. Я близко знал их обоих. Их отец был негоциантом со средним состоянием, проживавшим в нескольких милях к северу от Парижа. Он умер около десяти лет назад, оставив большую часть своего имущества Ипполиту Прево, своему старшему сыну. Камилл был художником, Ипполит — негоциантом, как и его отец. Оба брата были неприятными людьми. Ипполит был рассудителен, холоден и хитер; Камилл — угрюм, мстителен и сдержан. Я редко навещал Ипполита после смерти его отца; а если бы я ежедневно не встречался с Камиллом в Школе изящных искусств, то почти не сомневаюсь, что наше знакомство прекратилось бы совсем.
Камилл Прево не пользовался любовью окружающих, но, подобно многим мужчинам, о которых можно сказать то же самое, был способен любить сам, и любить страстно. Будучи влюбленными, такие мужчины требовательны; будучи мужьями — ревнивы; отцами — суровы; друзьями — подозрительны. Но их привязанности, какими бы бесперспективными они ни были, глубоки и, как и их вражда, умирают вместе с ними. Камилл любил свою кузину, мадемуазель Дюмениль. Она была молода, богата, довольно красива, и жила в предместье Сен-Жермен. Камилл Прево был гордым человеком и не мог бы смириться с тем, что обязан своим социальным положением женщине, какой бы любимой она ни была; итак, сделав предложение и получив согласие леди и ее семьи, он отправился на три года в Италию, чтобы изучить работы итальянских мастеров и добиться некоторой славы, если не некоторого состояния. Благодаря огромному природному таланту, железной воле и безмерным амбициям он быстро продвинулся в своей профессии. В течение первых двух лет он получил несколько премий в Академиях Св. Луки в Риме и Белле Арт в Венеции; а ближе к концу третьего года прислал домой картину столь замечательных достоинств, что она удостоила его звания кавалера ордена Почетного легиона.