Миссионер

Петров Александр Петрович

Своими звонками и посещениями братья замучили весь больничный персонал отделения, терпевший все это только из-за весомых Юриных чаевых. Но вот к вечеру врач со вздохом облегчения сообщил, что кризис прошел, мать пошла на поправку, и парализованные конечности снова потихоньку задвигались. На этот раз он запретил им появляться неделю, пробурчав что-то о ненормальной больной, которая ломает всю медицинскую науку, и таких же родичах.

  Командировка на юг

— Решил при доме церковь построить, — пробасил Владимир Иванович. — И чтобы, как в соборе Парижской Богоматери, — панели стен были из

самшита.

— Самшит так самшит, — ответил Андрей заказчику. Положил вещи в сумку и, пока по телефону обзванивал кого надо, под окна уже подкатил грузовик «Вольво» с фурой, крытой ярко-синим тентом. Он забрался в кабину, где сидел довольный предстоящим приключением Пал Трепалыч, и лег на спальное место. Дорога предстояла в две тысячи километров.

Вся операция с отгрузкой самшита заняла меньше половины дня. Документы, обеспеченные хозяином, имели действие парализующее: пограничники вытягивались в струнку и сразу беспрепятственно пропускали грузовик. До самой Пицунды их сопровождал эскорт с автоматчиками. Машины ехали пустынным приморским шоссе на предельной скорости. За все время навстречу им просвистело не больше десятка легковушек, в том числе пара «джипов» с символикой ООН.

Андрей видел величественные горы и ласковое море, но все это не радовало. За каждым кустом, за изгибами гор, за простреленными стенами пустующих домов таилась опасность.

Этот край — двухтысячелетний удел Богородицы. Первый удел по апостольскому жребию. Здесь появились первые христианские храмы и монастыри. Российская держава сдерживала агрессию со стороны диких язычников и мусульманских стран. И вот здесь нет «сени российских штыков». В этом красивейшем уголке Земли, устроенном Богом для того, чтобы люди радовались красоте Божиего мира, теперь хаос.

В Пицунде, в самшитовой роще недалеко от обочины шоссе увидел Андрей автокран, стоявший рядом с аккуратно перевязанными пачками самшитовых причудливо изогнутых стволов. Он просмотрел вместе с Пал Трепалычем пачки, не нашел ни единого бракованного или подозрительного ствола и дал команду грузить. Кран, поднимавший небольшие пачки, натужно пыхтел густым дымом: самшит — очень тяжелая древесина, по твердости почти равная стали. Решили свободное место в кузове догрузить тонкими изогнутыми ветвями для мелких деталей отделки. На земле оставались еще две пачки ветвей, но водитель «Вольво» замахал руками: перегруз. Пал Трепалыч расплатился, и они с Андреем запрыгнули в кабину.

Обратно ехали уже медленнее, но все-таки довольно стремительно. Снова пустынные вымершие, некогда курортные места: санатории, пляжи, малолюдные поселки и города. Снова граница, снова таможенная «зеленая улица». На территории России, в Адлере, ощутив явное облегчение от возвращения домой, они с Пал Трепалычем расстались.

Андрей сел в такси и поехал в Абрау-Дюрсо. Но какая же разница! Здесь бурлила жизнь. Сочи пестрел отдыхающими, сверкал новенькими фасадами гостиниц и санаториев, среди обильной густой листвы всюду мелькали яркие громадные цветы. Автомобили всех марок и модификаций заполнили дороги. Сюда, в Сочи, будто съехалось население всей или уж точно половины Москвы и разных других городов России. В этот вечерний час аллеи и парки, пляжи, кафе и шашлычные, рынки и магазинчики были переполнены обгоревшими отдыхающими. Такое Андрей видел в последний раз в середине восьмидесятых.

После Дагомыса пестрое многолюдье несколько поубавилось и вновь оживало в приморских поселках и городках: Лазаревском, Аше, Туапсе, Джубге. Таксист ему достался молчаливый, поэтому Андрей прикрыл глаза, положил пальцы на пульс и углубился в Иисусову молитву.

В сером, будто покрытом цементной пылью Новороссий­ске Андрей приоткрыл глаза, удивившись стремительному перенесению, и снова «сошел в сердце».

Но вот за горным перевалом сверкнула поверх­ность озера Абрау в чаше зелено-кудрявых горных холмов. У магазинчика шофер притормозил. Андрей заполнил несколько пакетов продуктами. Машина сделала еще несколько горных виражей среди густых зарослей кустов и деревьев и, подъехав к школе, остановилась у двухэтажного панельного дома. Этот дом Андрей помнил лет эдак с шести. Окно второго этажа распахнулось — и вот уже старенькая тетушка сквозь слезы улыбается ему и машет загорелой рукой.

Когда он расплатился с шофером и выгрузил сумку и пакеты на скамью, сзади его обняли тоненькие руки, за спиной слышался сдерживаемый смех. Ну, вот она и вынырнула из-за спины: рот до ушей, черные глаза рассыпают искры смеха, голенастые бронзовые ноги вытанцовывают огненную лезгинку.

— Племяшечка моя маленькая! Любимая девочка... Вот это маленькая! Да ты уже скоро с меня ростом будешь! Бери пакеты, егоза, и помогай домой нести.

Тетушка мокрыми от слез щеками прижималась к его груди, рыдания не давали ей говорить, она только гладила его плечи и кивала седой головой.

Аня скакала по комнатам, скороговоркой выдавая серию новостей, потом схватила кусок колбасы, положила на хлеб и унеслась во двор.

— Собак своих побежала кормить... — виновато улыбнулась тетушка, размещая продукты на полках старенького холодильника. — Можешь полюбоваться в окно.

Андрей с трудом оторвался от знаменитого тетушкиного борща со старым салом, молодым чесноком и болгарским перцем. Отвел занавеску и увидел, как во дворе стояла Аня и маленькими кусочками раздавала еду голодным собакам разных пород. Они тявкали, прыгали, визжали-подвывали от нетерпения. Племянница сама подпрыгивала в этой веселой кутерьме. Андрей окликнул ее и подбросил еще хлеба и колбасы. Кутерьма получила новый импульс. Аня завизжала от счастья и, громко смеясь, подпрыгивала, разбрасывая куски.

— Ну, как на нее обижаться! Ведь она, глупая, чуть не все со стола во двор собакам несет. Сама уже как скелет стала, вечно голодный ребенок... — ворчала тетушка, с улыбкой любуясь внучкой.

— Ничего, ничего, рука дающего не оскудевает. Купаться на озеро пойдем? А то скоро стемнеет.

— Ой, Андрюша, я-то с удовольствием, только ведь меня тащить придется: нога моя гнется не в ту сторону.

Андрей с племяшкой, крепко поддерживая под локотки тетушку, по крутым каменистым дорожкам спустились к озеру.

Здесь на горячей гальке, на привязанных цепями лодках сидели и барахтались в зеленовато-голубой воде семьи с детьми. Тетушка присела на край лодки, разбирала сумку и раскладывала по облупившемуся сиденью мыло, мочалку, полотенца, шампунь. Аня обежала детей, чем вызвала всеобщий бурный восторг.

От воды парило, искрило розовым светом заходящего солн­ца. В синем темнеющем небе плыли прозрачные розоватые облака. Когда умолкал детский смех, наступала гулкая тишина, нарушаемая едва слышными плесками мягких волн. Они сбросили одежду и втроем вошли в озерную зеркальную синеву.