Миссис Брэникен [Миссис Бреникен]
Шрифт:
А потому у некоторых племен замечено было, что негры заставляют своих жен отрезать груди, чтоб лишать их возможности кормить детей. С другой стороны, однако, наблюдались такие факты, которые явно противоречат целесообразности этой, направленной против размножения, меры; бывают случаи, что во время голодовок у некоторых племен, где процветает людоедство, детей пожирают и, значит, нет расчета их истреблять зря.
У австралийских негров весь смысл существования заключен в одном лишь акте: «аммери». Слово это постоянно встречается в туземном обиходе и означает голод. Самый обычный жест у этих дикарей — похлопывание себя по животу, ибо последний в большинстве случаев пуст. В этих странах, лишенных дичи и обрабатываемых земель, принимают пищу во все часы дня и ночи, тогда, когда представляется к тому случай, с преобладающим над всем и всегда опасением грядущего и продолжительного голодания. И в самом деле, чем могут питаться эти туземцы,
Наконец, они употребляют в пищу еще личинки некоторых пород жуков, которые находят либо среди веток акации, либо в древесном перегное, на поверхности земли, в лесных чащах. Вот и все. И этой ожесточенной борьбой за существование объясняется процветание среди них людоедства со всеми его возмутительными ужасами. Это даже не показатель врожденной свирепости, а исключительно лишь последствие властного требования самой природы, которое приходится австралийскому негру удовлетворять, ибо он иначе умирал бы от голода. Что же может происходить при подобных условиях?
Дикари, обитающие в нижнем течении реки Муррей, и племена северных местностей завели обычай умерщвлять детей, чтобы пожирать их. При отнятии у матери каждого ребенка у ней отрезают по одному суставу пальца. Когда нет иной пищи, матери пожирают собственных детей, и путешественники слышали, как несчастные рассказывали об этих гнусностях как о самом естественном поступке.
Однако все-таки не один лишь голод побуждает австралийца к людоедству; они явно предпочитают человеческое мясо, или, как они его называют, на своем местном наречии, «талгоро», то есть «говорящее мясо», — выражение прямо ужасающее по своей образности и реальности — всякой другой пище. Если они не пожирают друг друга в одном и том же племени, то охотятся за чужаками. При непрестанных междоусобицах эти люди преследуют только одну цель: добыть «талгоро», которое пожирается и свежим, и заготовленным впрок. Вот, например, что рассказывал доктор Карл Лумгольц. Негры его охраны не переставали обсуждать вопрос о пище в продолжение всего его путешествия через северо-восточные области страны. При этом они говорили, что ничего не может считаться для австралийца вкуснее, чем человеческое мясо. Следует, однако добавить, что они не любят мяса европейцев, потому что в нем есть весьма неприятный, на их вкус, привкус соли.
Существует, впрочем, еще одна победительная причина к взаимоистреблению туземцев. Австралийцы чрезвычайно суеверны. Они трепещут, слыша голос «квингана», злого духа, посещающего поля и ущелья гор, хотя этот голос не что иное, как меланхолическое пение прелестной птицы, самого любопытного представителя австралийского пернатого мира. Признавая существование злого духа, по свидетельству самых достойных доверия путешественников, никогда ни один туземец не творит молитвы и нигде не находили и не находят у них никаких намеков на религиозные обычаи. В действительности они чрезвычайно суеверны и так как твердо убеждены в том, что их враги могут извести их колдовством, то и спешат убивать их, что в связи с обычаем людоедства и обрекает все племена в этих местностях к беспредельному взаимному уничтожению. Попутно следует отметить, что австралийцы чтут мертвых. Они не допускают прикосновения земли к телу, а потому заворачивают труп в листву или лыко, хоронят его в неглубоких ямах, с ногами, обращенными к востоку, если только не хоронят стоя, как это практикуется некоторым племенами. На могиле старейшины племени воздвигается шатер, вход в который расположен на восток. Между менее дикими племенами существует странное поверие: умершие должны воскреснуть в образе белых людей, и, по замечанию Карла Лумгольца, на местном наречии одно и тоже слово совмещает одновременно понятие «ума» и «человека белого цвета». По другому поверию туземцев, животные были ранее людьми, что представляет собой учение о переселении душ, только наоборот.
Вот каковы эти племена австралийского материка, которым суждено, вероятно, когда-нибудь в будущем совершенно исчезнуть, как уже исчезли обитатели Тасмании. Таковы были и те индасы, во власть которых попали Джон Брэникен и Гарри Фельтон. По смерти матроса, Джону Брэникену и Гарри Фельтону пришлось следовать за индасами по центральным и северо-западным местностям. То в качестве нападающих, то в качестве обороняющихся, они неизменно оказывались победителями над врагами: благодаря советам пленников, которые успешно применялись Вилли на деле. Пройдены были сотни
Эти бесконечные путешествия чрезвычайно утомляли их, но индасы относились к этому совершенно безразлично. Они привыкли к подобному образу жизни и не обращают внимания ни на расстояния, ни на время, о котором имеют весьма смутное представление. Действительно, указывая на какое-нибудь явление, которое должно произойти через пять или шесть месяцев, туземец говорит, что это осуществится через два-три дня или на будущей неделе. Его возраст неизвестен ему, как и время дня. Австралиец занимает как бы совершенно отдельное место на лестнице живых существ, почти такое же, как и некоторые животные его родины, Джону Брэникену и Гарри Фельтону пришлось приспособиться к подобным нравам. Им пришлось выносить все тягости, вызываемые ежедневными перемещениями. Им пришлось довольствоваться часто недостаточной и очень противной пищей.
Проявляя внешнее подчинение, капитан Джон и Гарри Фельтон решили усыпить бдительность дикарей с тем, чтобы бежать при первом же случае. Но за обоими пленниками был такой бдительный надзор, что случаи к побегу были чрезвычайно редки.
Однажды лишь, за год до экспедиции миссис Брэникен в Австралию, побег мог бы удаться, и вот при каких обстоятельствах.
После ряда битв с племенами, кочующими внутри материка, индасы расположились лагерем на берегах озера Амедея, к юго-западу от земли Александра. Обыкновенно они не проникали так далеко и не разбивали лагеря своего в отдаленных от морского берега местностях. Зная, что лагерь находился лишь на расстоянии 300 миль от Оверлэндской телеграфной линии, капитан Джон и Фельтон признали обстоятельства удобными для побега. Решили бежать порознь, с тем чтобы сойтись снова в нескольких милях от лагеря. Усыпив бдительность туземцев, Фельтону удалось благополучно дойти до условленного пункта. К несчастью, Вилли потребовал к себе Джона, чтобы перевязать рану, полученную им при последнем столкновении. Джон не имел поэтому возможности удалиться, и Гарри Фельтон напрасно прождал его несколько дней.
Гарри Фельтон отправился один, но ему пришлось вынести такие невероятные страдания и лишения, что четыре месяца спустя его нашли умирающим на берегу Паррю, в округе Упакарра, в Новом Южном Уэльсе. Доставленный в сиднейскую больницу и проболев там несколько недель, он умер, рассказав миссис Брэникен перед смертью обо всем, что касается Джона.
Отсутствие товарища было тяжелым испытанием для Джона. Кому он будет теперь передавать свои думы о родине, о Сан-Диего, обожаемых им существах, оставленных им, о жене, о сыне Уайте, который рос вдали от него и которого ему, быть может, и не суждено было когда-либо снова увидеть, об Уильяме Эндру, о всех его друзьях? Прошли уже девять долгих лет, в продолжение которых Джон томился в неволе, и сколько еще лет пройдет, прежде чем будет снова возвращена ему свобода? Впрочем, он все еще не терял надежды, поддерживаемый мыслью, что Гарри Фельтон сделает все доступное человеческим силам для освобождения своего капитана, если только ему удастся добраться до одного из городов австралийского побережья.
Джон быстро выучился говорить на туземном наречии. Язык этот, по стройности и логичности грамматического построения, точности выражений, изяществу форм как бы указывает на существование прежде известной умственной культуры среди австралийских туземцев. А потому он не раз указывал Вилли на те выгоды, которыми он мог бы воспользоваться, если бы отпустил их в Квинсленд, или Южную Австралию, откуда они в состоянии были бы доставить ему выкуп в размере, который будет им указан. Будучи крайне недоверчив по природе, Вилли не склонялся на эти предложения, поясняя, что Джон и его помощник будут немедленно отпущены, как только будет доставлен выкуп.
Побег Гарри Фельтона привел Вилли в раздражение и усилил строгость его по отношению к капитану Джону. Ему воспрещены были отдельные прогулки во время стоянок и при переходах, и к нему назначена была стража, которая отвечала за пленника своей головой.
Долгие месяцы прошли, и пленнику ничего не было известно о его товарище. Не погиб ли он в пути? Неужели он не попытался бы вырвать его из рук индасов, если бы ему удалось добраться до Квинсленда или Аделаиды?
В первую четверть 1891 года, то есть в начале австралийского лета, индасы вернулись обратно в долину Фицроя, где Вилли обычно проводил наиболее знойный период лета и где можно было найти все необходимое для существования дикарей. Индасы находились там еще в первые дни апреля, и становище их было расположено на одном повороте реки, при впадении в нее небольшого притока, спускающегося с северных равнин.