Миссия «Ганимед»
Шрифт:
Буря успокоилась мгновенно – крик не был услышан, и недавние события, безумные в своём зверстве, словно не коснулись Гейба, наблюдал со стороны: на самом деле на дне озера остались семь человек, а не шесть. Гейб тоже погиб.
Опустив веки, Гейб закрыл визор шлема перчатками: хотелось сжаться, спрятаться и перестать существовать. И напоследок увидеть Солнце. Но здесь оставалась лишь мгла. И смерть.
Время ускорило ход, или Гейбу так казалось: не сделает всё, что хотел, так поразмыслит. Несбыточные планы уже не пугали объёмом,
От всего, что не удалось, к горлу подступала паника, и Гейб ради собственной безопасности пришёл к выводу, что думать не о чем: судьба увенчала его жизнь бесславным финалом. Поднял голову и вернулся взглядом к Титану – холодному, как прежде, скользкому, зловещему, – но заметил кое-что ещё.
Призрачный свет, окружённый гало, не напоминал галлюцинацию, и Гейб подумал бы, что с комбината возвращается вертушка, вот только привычного гула винтов не услышал, а прожектор – если это был он – светил один.
Мгла не сразу раскрыла свои объятия, выпуская из них корабль неизвестной модели, внезапно оказавшийся слишком близко: Гейб замер, решая, привлекать внимание или нет, но ничего не успел – сверхмощный луч высветил его фигуру на фоне скал. Глаза ослепило; неловко встав, Гейб инстинктивно заслонился от яркости предплечьем; конечности занемели, а голова кружилась от гипоксии. Или от нехватки лекарств, с последнего приёма таблеток прошло довольно много времени, не представилось возможности перед сменой.
Сопла корабля выдавали голубоватое свечение, Гейб по мере возможности разглядывал диковинный транспорт, навскидку предназначенный для межпланетных полётов – катер завис над ним, а в днище открылся люк. Машинально поймав трос, Гейб закрепил карабин на костюме и тут же почувствовал ровную механическую силу: лебёдка тянула его вверх, отдаляя от скалистого берега и всепоглощающего кошмара озера.
Мозг отключился: Гейб даже предположить не мог, откуда взялись его спасители – спасители ли? – и не знал, что ждёт его на корабле, но не сопротивлялся.
– Живой? – рывком за лямки Гейба втянули внутрь трюма.
Визор шлема покрыл толстый слой конденсата. Гейб упал ничком и не нашёл в себе ресурсов перевернуться: накатившая усталость забрала последнюю энергию.
– Слава Единому, хоть один спасся…
В камеру с шипением закачивался воздух, а чьи-то руки умело отцепляли крепления шлема, одновременно приподнимая Гейба.
– Стоп, а ты?..
– Гебриэл Дэвис, бригадир, – способность соображать никуда не исчезла, и Гейб ответил на немой вопрос: – Борк и остальные погибли.
– Суки! – воскликнул мужик чуть старше Гейба, но аналогичной комплекции, необычайно активный и живой: скорость, с которой он снимал скафандр с лёгким отливом, впечатляла.
– Не то слово, – скорее выстонал, чем сказал Гейб и сполз на пол, так и не найдя опоры у стены, к которой его привалил незнакомец.
– Как?.. –
– У них были пустые кислородные баллоны, – пояснил Гейб, посмотрел на серый потолок и сделал глубокий вдох, чтобы наконец прийти в себя: вопросов к спасителю возникло множество, а в голове вертелось сказанное жандармами слово «база».
– Молли, это же?.. – на него уставилась пара тёмных, обрамлённых яркими ресницами глаз.
– Не наш, Рик, – разочарованно отозвался мужик.
Тому, кого назвали Рик, Гейб дал бы лет шестнадцать – давно не видел подростков, с момента, как выпустился из училища, но тогда и сам был близок к этому возрасту.
– Вам нормально? – спросил Рик, присев рядом с лежащим на полу Гейбом.
– Да, вполне. Лучше, чем полчаса назад, – с невесть откуда взявшейся иронией ответил Гейб и повторил для новоприбывшего: – Меня зовут Гебриэл Дэвис, я бригадир с комбината Онтарио. А вы кто такие?
– Всё ему расскажи… – отозвался Молли.
– Домой или?.. – спросил Рик товарища, так и не поднявшись с корточек.
– Рули, а то Кэс тебя оттаскает, – с усмешкой сказал Молли.
– Уже умер от страха, – хмыкнул Рик, но резко сорвался с места в ответ на выкрикнутое не то баритоном, не то контральто «Рикардо!» откуда-то из глубин катера.
– Ну, раздевайся, чего разлёгся? – скомандовал Молли, посмотрев на Гейба.
Несмотря на полное бессилие, пришлось подчиниться: Гейб сел и плохо гнущимися пальцами принялся раскрывать застёжки – за год на Онтарио научился делать это совершенно бездумно, на автомате.
Глупо было ожидать, что он получит все ответы сразу, но уже начал догадываться: жандармов интересовало местонахождение базы. Какой базы? Ещё во время службы на Лигее Гейб знал о существовании сопротивления: повстанцы устроили диверсию на одном из объектов комбината, но по горячим следам задержать виновных не удалось.
Тогда Гейб находился на стороне стражей правопорядка – к тому же погибли рабочие, – но в глубине души не оставлял попыток оправдать подобные поступки: сам был не в состоянии протестовать открыто, хотя отношение к персоналу и условия труда оставляли желать лучшего. Как и общая политика владельцев комбинатов, с каждым годом всё туже затягивающая ремни на шеях людей, которым некуда деваться с Титана.
Конечно, наличие повстанцев на юге казалось логичным, просто Гейб теперь не вникал: не его ума дело. Да и бригадиры избегали при нём откровенных бесед, памятуя о статусе бывшего жандарма, чего говорить о рабочих.
По факту Гейб не представлял опасности и ничего не собирался передавать выше – именно из-за несогласия и уволился, хотя сейчас, наверное, имел бы возможность обратиться за медицинской помощью: высока была вероятность, что одобрили бы лечение в госпитале на Марсе. Но Гейб уходил из жандармерии, не думая о будущем. И всё равно ни о чём не жалел.