Миссия (не)выполнима: влюбить в себя бабника
Шрифт:
– Света нет, так что луна – наша единственная лампочка, - сказал Коди, заходя внутрь, после чего завалился на две кровати, которые были составлены друг с дружкой, так что по размеру напоминали одну двуспальную. – Воды нет, отопления, как ты понял, тоже. Здесь ничего нет, кроме кроватей и крыши над головой. Всё ещё хочешь остаться?
Я в этот момент стоял на пороге, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, так как опять не знал, что делать. Это место пугало, мне хотелось домой, но я боялся, что, стоит там оказаться, как папа снова начнёт бить меня. Чем дольше был с этим парнем, тем больше мне начинало казаться, что я действительно боюсь Генри, и я не мог найти этому объяснения. Хотелось убежать отсюда,
– Коди, - нерешительно начал я, намереваясь задать вопрос, который помог бы мне убедиться в том, что парень не опасен. – Скажи, а почему ты помог мне?
До этого я свято верил, что все люди должны помогать друг другу, поэтому несколькими месяцами ранее даже не подумал бы задать подобный вопрос, но с тех пор, как Сэм попала в больницу, мой мир начал переворачиваться с ног на голову. Я толком ничего не мог понять, было ощущение того, что я заблудился в лесу, а найти меня никто так и не может…
– Не знаю, - честно сказал Коди спустя какое-то время. – Я просто бродил по округе, а потом услышал, как ты ревёшь. Мне вообще сначала показалось, что ты девка, вот честно! А ты вот кто… Просто я знаю моего батьку, вот и подумал, что с тобой то же самое приключилось, и, подумав, кое-что понял. Мне бы очень хотелось, чтобы кто-нибудь пришёл, когда мой папан бил меня. Может, поэтому я и связался с тобой. На свою дурную голову…
Я сглотнул подкативший к горлу комок. Часто говорят, что дети, пусть не всё, но многого не понимают, но это не всегда правда. В определённых обстоятельствах человеку волей-неволей приходится становиться умнее, чем он был до этого, поэтому я с самого начала понял, о чём пытался сказать мне Коди, и сразу же прекратил расспросы. Мне не хотелось говорить о том, что случилось, потому что это было неприятно, вот я и подумал, что и этому человеку должно быть неприятно, если я начну клещами тянуть из него правду. Эта черта, кстати, осталась со мной на очень долгое время.
– Так ты заходишь? – спросил, наконец, парень, поудобнее устраиваясь на кровати, поэтому следующие его слова прозвучали скорее как издёвка, а не как серьёзное предложение: - Или мы сейчас же побежим обратно пихать тебя в подвал и закладывать стенку кирпичами?
– Кстати, - сказал я, переступая порог и заходя в комнату. – Как ты это сделал?
– Делов-то. У вас тот угол просто кирпичами заложен, даже цементом не укреплён. Я это ещё два года назад просёк. А ты не знал?
Коди повернулся лицом ко мне, очевидно, ожидая моего ответа, на что я лишь покачал головой из стороны в сторону. К тому же, если бы я тогда знал об этом, то не стал бы спрашивать у него, разве не так?
Не помню, что парень мне тогда сказал. Чётко в моей памяти зафиксировался лишь момент, когда он проверял, не сломал ли мне отец чего (и это после того, как заставил бежать за собой по улице), а также тот, когда мы открыли скрипевшее окно в комнате для того, чтобы посмотреть на огни ночного города. Коди сказал, что из наших одноэтажных домиков, которые стоят в самой глубине района, ничего подобного не разглядишь, а в этом старом четырёхэтажном общежитии, стоявшем близ дороги, всё было отлично видно.
Для меня это стало своего рода чудом. Таким вот маленьким чудом, ведь я редко бывал за пределами района, в котором мы жили. Местная школа, редкие походы по магазинам. Самым дальним моим путешествием становился путь в больницу к маме, но допоздна я никогда не задерживался. И да, живя в Лондоне, можно не видеть всей красоты этого города, ведь часто
Не знаю, как так получилось, но мы почему-то сразу нашли общий язык. Разговаривая с ним до поздней ночи, я узнал об этом парне много чего нового, причём не сам расспрашивал его. Моему спасителю было всего шестнадцать, он жил в нескольких домах от меня, хотя мы никогда и не виделись. Ему было четыре года, когда умерла его мама, тогда отец и принялся выпивать. Наши ситуации казались такими похожими, но в то же время были такими разными. У Коди была компашка, с которой он зависал, я же не мог играть с одноклассниками, ведь у меня не было никаких игрушек, чтобы привлечь их внимание, да и живым характером я не отличался. Говорят, что противоположности притягиваются, возможно, поэтому нас с самого начала притянуло друг к другу.
После той ночи парнишка ещё не раз выручал меня. Он, узнав о проблемах моей мамы, сказал, чтобы я ничего не говорил ей о том, что происходит у нас дома, ведь лишний раз волновать её было бы плохо. И я молчал. Генри всё равно практически никогда не попадал мне по лицу, будто специально прицеливался, а я прикрывался руками всякий раз, когда он норовил ударить меня по челюсти или ещё куда. Удары не всегда были сильными, возможно, поэтому я держался, но с каждым разом становилось всё труднее. Привыкнуть к этому было невозможно, поэтому всякий раз, когда мой отец напивался и начинал распускать руки, я бежал к Коди, который был для меня настоящим супергероем и другом, готовым принять и выслушать в любое время дня и ночи.
Мы вместе ночевали, вместе зализывали раны друг друга после избиения нашими отцами, вместе одевали меня перед походом к маме, да так, чтобы ни единого синячка не было видно. Я и оглянуться не успел, как стал чуть ли не зависим от него. После школы я бежал проведывать маму, которой говорил, что отец много работает, даже не думая о том, что эта отговорка кажется очень неправдоподобной и она может начать что-то подозревать, а потом летел к Коди. Я проводил с ним почти всё своё время, иногда даже пытался попросить его помочь мне делать домашнее задание, вот только парень был действительно полным «нулём» в учёбе.
Я повторюсь, но я действительно не знаю, почему мы сошлись так быстро и легко, но ежедневные игры в сугробах и броски снежками стали для нас чем-то обычным, несмотря на то, что мой друг был на целых шесть лет старше меня. Наверное, мы просто попали в настоящую зависимость друг от друга, ведь что у меня он, что у него я был единственным человеком, способным полностью понять суть происходящего. И тогда казалось, что всё налаживается. Отец после этого выместил злость на мне всего два раза, но мама должна была вот-вот выписаться, так что я готовился всё рассказать ей. Мне не хотелось больше плакать, терпение было на исходе, а вера… Она просто умерла. Поговорив с Коди, узнав от него столь многое о его семье, я понял, что верить Генри уже бесполезно, поэтому всякий раз, когда он прибегал в подвал, находил меня, думая, что я сидел там всю ночь, и начинал передо мной извиняться, я уже не верил. Я просто слушал.
Но в тот момент мне не повезло. Сэм уже месяц лежала в больнице, всем казалось, что она идёт на поправку, но не тут-то было. Что-то пошло не так, поэтому время её пребывания в больнице всё увеличивалось и увеличивалось, поэтому я, хоть это и было очень трудно, продолжал убеждать её в том, что всё хорошо, с каждым разом всё меньше и меньше веря самому себе. Но она не была бы мамой, если бы не заподозрила что-то неладное. Поэтому, как я потом узнал, подослала свою подругу к нам, чтобы та оценила обстановку и по возможности рассказала, что на самом деле происходит дома.