Миссия выполнима
Шрифт:
Был еще какой-то баскский рыбак со своей странной историей об арабах, гробе и рыбацкой шхуне. Рыбака нашли не так давно, и Лайм имел возможность наблюдать, как Домингес довел его своими вопросами до упорного враждебного молчания. Домингес расспрашивал его грубо и нетерпеливо; он говорил с кастильским акцентом, а рыбак был баском. Лайм молча курил; ему было ясно, что у них в команде наверняка есть какой-нибудь баск, который мог бы куда более эффективно провести допрос, но Домингес был не тем человеком, которому можно было давать подобные советы. Он считал, что имеет природный дар воздействовать на людей, и, хотя в случае с рыбаком это привело только к упрямому сопротивлению, Домингес этого не замечал.
Уходя, Лайм обратился к одному из морских офицеров:
– Когда он закончит, попробуйте доставить ко мне этого рыбака. Я буду в гараже.
Прошло три часа. Он сидел на ящике и все еще дожидался баска – больше делать ему было особенно нечего.
Чэд Хилл сновал взад и вперед, принося все новые порции бесполезной информации от работавших в гараже экспертов.
– Американская жевательная резинка с мятой. Отпечатков пальцев нет – наверно, он прилепил ее с помощью куска ткани или клочка бумаги. Будильник фирмы «Бенрас».
– «Бенрас».
Лайм знал, как удобно повторять за собеседником одно или несколько последних слов, независимо от того, слушаешь ты его или нет. Человек, думая, что его слушают, продолжает говорить дальше. Может быть, в конце концов Чэд Хилл сообщит ему что-нибудь полезное.
Радиопередатчик с частотой пятьсот килогерц использовался на рыболовных судах. Магнитофон был немецкий и представлял собой широко распространенную коммерческую модель. Пленка тоже была немецкая и тоже имелась в свободной продаже; запуск кассеты производился с помощью таймера. Хилл объяснил, что лента была намотана на пятидюймовую «звездочку» и двигалась со скоростью семь восьмых дюйма в секунду. Ее хватало, чтобы работать в течение часа. На пленке были записаны все три обращения Фэрли, разделенные интервалами в пять минут.
Это было примитивное автоматическое устройство. Таймер с простым циферблатом доказывал, что похитители установили передатчик не раньше чем за двенадцать часов до начала трансляции, но это ничего не меняло: за двенадцать часов можно уехать куда угодно. К тому времени когда голос Фэрли зазвучал в эфире, они были уже далеко. А теперь их отделяла от Лайма фора в пятьдесят шесть часов…
Они передвигаются, подумал Лайм. Они ни минуты не остаются на месте – они знают, как интенсивно ведутся поиски. Значит, они передвигаются, но как? Не на общественном транспорте – Фэрли слишком легко узнать. И не на автомобиле. Одно из трех: вертолет, самолет или лодка.
Лодка, подумал он. Потому что Паламос приморский город и потому что баскский рыбак видел лодку и арабов. У гаража тоже появлялись какие-то арабы; вряд ли это простое совпадение. Хорошо. Это лодка. А дальше?
В дальнем углу началось какое-то волнение; Чэд Хилл резко развернулся и бросился к Лайму, выкрикивая на ходу:
– Отпечатки пальцев!
Хилл выглядел очень взволнованным, и Лайм перевел на него усталый взгляд. Подбежав, Хилл чуть на него не налетел и остановился, неловко нависнув сверху; Лайму пришлось откинуть голову.
– Чэд, это могут быть чьи угодно отпечатки. Например, хозяина фермы.
– Конечно. Но ведь они вычистили перед уходом все отпечатки, а про этот, кажется, забыли.
– Где его нашли?
В углу скопилось столько народу, что он не мог ничего разглядеть.
– На панели рядом с выключателем.
Может быть, это действительно что-то стоящее. Он тяжело поднялся на ноги. Последнее, что они должны были сделать перед уходом, это выключить свет. Они сделали это уже после того, как уничтожили отпечатки пальцев. Что ж, шансы есть. Он направился в другой конец гаража.
Один из испанских специалистов поднял голову. Он улыбнулся, но вид у него был немного испуганный.
– Впечатлений такой, что они забыль этот отпечатки.
Он очень гордился своим английским.
Все эти испанцы воображали себя джеймсами бондами и пытались расшифровать каждый клочок бумаги, который нашли в мусорном ящике. Впрочем, кто знает, что может случиться, проверять надо все. «Лучше перебдеть, чем недобдеть».
– Разошлите их по телеграфу.
– О'кей.
Информацию об отпечатках пальцев отправят в Мадрид, Лондон и Вашингтон. Может быть, через несколько часов придет ответ.
07.30, североафриканское время.
Два двигателя в самолете ревели так громко, что Фэрли вспомнил о бомбардировщиках времен Второй мировой войны. Фюзеляж сильно вибрировал, в кабине дребезжали разболтанные детали.
Чьи-то пальцы сжали его запястье – это была рука девушки, она снова проверяла его пульс. Она делала это очень часто. Наверно, они беспокоились о том, как на него подействовали те препараты, которые они кололи ему раньше.
Сейчас голова у него была ясной. Но глаза завязаны, рот заклеен липкой лентой, руки стянуты проволокой. Они ему по-прежнему не доверяли. Боялись, что у него может начаться припадок ярости.
Он и сам не знал, чего от себя ждать.
Девушка предупредила его, чтобы он не пытался вырываться, если не хочет для себя неприятных последствий, – иначе его начнет тошнить, и он задохнется от рвоты. Он ясно помнил, что на берег его перевезли на шлюпке, и по обрывкам разговора можно было заключить, что они затопили лодку. Потом он услышал чей-то новый голос, говоривший на незнакомом языке. Голос был очень необычный – шершавый, как сухой гравий, с придыханием и свистом, как будто его хозяин страдал запущенным катаром.
Немного позже он снова оказался в лодке. Началась чудовищная качка, и он пытался расслабиться, помня, что девушка сказала ему о тошноте. Вообще-то у него редко бывала рвота, но сделанное предупреждение заставляло его без конца думать на эту тему. Он вспомнил одну из шуток Макнили, который иногда говорил: «Вы можете совершить любую вещь в мире, если только не будете думать про белого бычка». Потом Макнили улыбался и спрашивал: «Вы когда-нибудь пробовали не думать про белого бычка?»
Макнили. Господи, это было совсем в другом мире.