Миссия Йемен.В/ч № 44708
Шрифт:
К тому моменту в среде йеменских санитаров, тем более военнослужащих-пациентов, мой авторитет был достаточно высок. Я был единственным переводчиком у Группы Советских Военных Врачей, принимал участие в операциях, «мылся», как говорят хирурги, сидел на амбулаторном приеме, участвовал в консилиумах, в общем, был свой. И этим был горд, хотя особо и не важничал. По долгу службы общение с поступающими больными часто начиналось именно с меня, если я попадался им первым на дороге. Так и в тот день, я к своему вящему неудовольствию увидел быстро приближающуюся ко мне группу солдат, но с автоматами, а ношение оружия в Госпитале было строжайше запрещено!!! Я уже собрался привычно прикрикнуть на них: «Так, ребята, в чем дело!!!», как увидел, что и на крышах Госпиталя свободно занимают свои места пулеметчики, снайперы
«Так. Это опять какая-то фигня в городе. Повременю с замечаниями, пожалуй», — подумал я, и, действительно, буквально через несколько минут в ворота Госпиталя влетело с полдюжины армейских машин, и охранники Президентской Гвардии вынесли из одной из них тело. Президента Гашми. «Срочно, в операционную!!» — скомандовал наш главный хирург полковник Николай Васильевич Гриценко, и — операционный блок был немедленно блокирован десятками до зубов вооруженных йеменцев. Оказалось, утренний взрыв был в Президентском Дворце, специальный посланник Южно-Йеменских лидеров, Али Насер Мухаммада и Фаттах Исмаила, привез Президенту Гашми, якобы, мирный план, и уходя из кабинета случайно оставил под его столом чемоданчик. Этот чемоданчик возьми да и взорвись через несколько минут, после того как Посланник вышел из дворца (что с ним было, я не знаю). Гашми взлетел на воздух, но был доставлен в Госпиталь, благо от него до Дворца — минуты 3 быстрой езды.
Через час с небольшим меня вызвали к операционной. Вышедший Николай Васильевич снимал перчатки и был возбужден:
— Боря, значит так, сейчас отсюда выйдешь, выбирайся из Госпиталя, за тобой вряд ли кто смотрит, мухой в Посольство, и доложи, что Гашми скончался на операционном столе. Диагноз — обширная баротравма внутренних органов, декомпрессия, несовместимая с жизнью… Операция результатов не дала.
Я, сохраняя спокойствие, вышел через центральные ворота, охранявшиеся группой спецназа, не привлекая внимания пошел по направлению к ближайшим лавкам, мало ли что нужно купить, сердце колотилось от осознания важности поставленной задачи. Это сейчас я понимаю, что вряд ли кому в мире, кроме сугубых специалистов-дипломатов, было особо интересно, кто на данный момент является Президентом Северного Йемена, и является ли вообще кто-то таковым. А тогда мне казалось, что я нахожусь в самом центре мирового Действа, в точке Первичного Взрыва Мировой политики, что от моего забега по Сане зависит если не судьба планеты, то уж Йемена точно. Через пару кварталов я побежал, оглядываясь на патрули, которым фигурка долговязого белого парня в йеменской форме без различий не показалась подозрительной, слава богу.
Километр вправо до Тарик-Аль-Матар («аэропортовская»), плавно переходящую в Абд-Эль-Могни («улица Горького»), центральную улицу Саны, потом резко — во дворы и направо — на «26 июля», длинную, ужасно длинную, как мне тогда казалось, улицу, ведущую именно к Посольству СССР в ЙАР. Я бежал около получаса, наверное, это много, я жутко устал, притормаживал на секунду от коли в боку, в общем, все как положено в условиях миссии военного времени.
Посольство усиленно охранялось йеменцами, мне удалось быстро пробраться внутрь, не помню, что я лепил охранникам, но через пару минут я стоял в кабинете Посла и докладывал сбивающимся от одышки голосом про «обширную баротравму», «ампутацию обеих конечностей» и далее по тексту.
Группа руководителей Посольства выслушала меня молча, Посол встал и удалился, видимо, для спецсвязи в какую-то особую комнату. Через несколько минут меня отпустили домой…
….На несколько минут в жизни я был единственным человеком, кто владел информацией, неизвестной практически никому в мире (кроме Хирурга Гриценко, но он не мог ее донести до Советского Правительства, т. к был под охраной!!). Информацией, которая через несколько часов с пометкой СРОЧНО ляжет на ленты всех информационных агентств мира.
Ситуация повторилась, положение Группы Советских Военных Специалистов и Советников вновь оказалось под вопросом, новые политические силы приходили к руководству страной, и их интересы могли вполне пойти вразрез с умеренной политикой балансирования в регионе, которой запомнился Гашми. Южнойеменские ребята, доморощенные марксисты-чегеваровцы, оставили тяжелый кровавый след на йеменской земле, на Юге и на Севере, увы, не без помощи
….Через несколько месяцев, вы будете смеяться, был еще один переворот, вернее попытка очередного государственного переворота, и это был единственный раз, когда пули свистели где-то рядом, бойцы мятежников прятались за соседними стенами, и, естественно, нам, безоружным, от такого расклада весело совсем не было, а, признаюсь, мне было не по себе, страшно. Очень остро ощущаешь свою бренность, знаете, когда кроме деревянной двери тебя ничего не отделяет ни от канонады близкого танкового боя (восстала одна из «придворных» бригад), ни от не разобравшегося в политике автоматчика-инсургента, ищущего прикрытия от наступающих правительственных войск, почему-то именно в дворике твоего дома…. Но попытка была довольно быстро подавлена, сыграла свою роль и бригада реактивной артиллерии на горе Нугум, расстрелявшая танкистов в пух и перья со своей доминирующей высоты. Недаром, командовать ею был своевременно назначен брат Салеха (он мне потом, через два года, еще часы подарил в знак окончания службы!!! «Ориент» назывались, и я их не сдал Начфину, как того требовала инструкция, а оставил на память, ибо это в высшей степени несправедливо, Салеховские наградные часы отдавать какому — то «роно»…).
После неудавшегося «горячего» переворота, известных мне попыток изменения государственного устройства Йемена, не было, и, стало быть, опасность быть возвращенным на Родину по этой причине отпала. Зато возникла — заткнись, Мефистофель!!! — множество причин иного рода.
Красное море мое
По «вражескому голосу» опять прошла информация про очередной захват заложников на дороге где-то в горах, где не сказали. Пропали то ли канадцы, то ли итальянцы, специалисты гражданские, вождь местного племени чем-то сильно недоволен и применил такой популярный в стране прием для шантажа Центрального Правительства. Новости мы обязаны были слушать ежедневно, записывать и докладывать на политчасах, а перед показом кинофильмов — еще раз всей аудитории Хабуры, включая жен и детей, если таковые у кого имеются.
Ну да ладно, это все иностранцы, советских специалистов, как нам искренне казалось тогда, тронуть не должны — это уж будет верхом наглости. И, кстати, если не считать несколько несерьезных инцидентов, советские специалисты в йеменском плену не оказывались, по крайней мере в мое время.
…..С утробным ревом грузовой ЗИЛ –130 медленно взбирается по серпантину дороги все выше и выше на Западную гряду гор, опоясывающих Сану. Город расположен в долине, вытянутой с севера на юг, но со всех сторон — горы. Над всеми вершинами возвышается гора Нугум, это с востока. С военной точки зрения — идеальный плацдарм для контроля долины и города. Видимо, это было понятно не только нам, ибо именно на горе Нугум, чуть выше подножья, располагалась Президентская спецбригада реактивных батарей, сыгравшая, кстати, свою спасительную роль не раз в последующих политических событиях…
ЗИЛ заползает в горы, начинает появляться какая-то горная растительность: цветочки, травка, жухлая, но зеленая!!! В долинной Сане травы не росло по определению. То есть можно, конечно, было найти лужайку у богатого дома или в дипмиссии, где работала постоянная система орошения, а так — нет. В одном из писем из дома мама моя порекомендовала мне чаще отдыхать: «выдь», мол, на травке полежи… Эта рекомендация вызвала гомерический хохот за очередным переводческим застольем, помню, и долго еще коллеги меня подначивали по этому поводу. Пыль, глина, мусор — это есть в изобилии, а травы — увы, нет.