Мистер Джастис Раффлс
Шрифт:
Дэн Леви, как я должен называть его, раз уж Раффлс не лакирует мой рассказ, казался огромным за своим гигантским бюро, но уж точно не таким огромным, каким он предстал перед нами месяц назад за крошечным столиком в Савое. Его лишения на курорте не только умерили его объемы, что было видно невооруженным глазом, но и как будто заставили скинуть лет десять. Он был одет настоящим джентльменом; даже сидя, облаченный в такой безупречно скроенный сюртук и аккуратнейше завязанный галстук, он наполнял меня едва осознаваемым чувством почтения, видимо, тем же, что его шелковая пижама произвела ранее на Раффлса. Его лицо поприветствовало нас выражением заинтересованного, хоть и насмешливого радушия, что произвело на меня еще большее впечатление.
– Рад встрече с вами, сэр, как пож'ваете? – произнес мистер Леви, глотая некоторые буквы, невзирая на усилия. – Присядьте, сэр, прошу.
Но я остался на ногах, хоть и чувствовал, что они близки к тому, чтобы задрожать, и, погрузив руку во внутренний карман, начал обрабатывать содержимое, извлекая его из конверта, который передал мне Раффлс, одновременно воспроизводя фразы и особенно тон, что мы отрепетировали этой ночью в Олбани.
– Не уверен я, что вы так рады, – начал я. – Если точнее, радость ваша, наверное, быстро пройдет, мистер Леви. Я пришел по просьбе друга, мистера Эдварда Гарланда.
– А я-то решил, что ты сюда за займом! – вмешался Раффлс без всякого стеснения. Ростовщик уставился на меня блестящими глазами, поджав губы.
– Я этого не говорил, – выпалил я Раффлсу в ответ; и мне показалось, что за его взглядом, словно истину на дне колодца, я увидел одобрение и попытку подбодрить меня.
– И кто же этот маленький нахал? – вопросил его ростовщик с очаровательной наглостью.
– Это мой старый друг, – ответила Раффлс тем обиженным тоном, который определенно означал окончание старой дружбы. – Я решил было, что он на мели – или я никогда и не осмелился бы представить его вам.
– Я вовсе не просил тебя о представлении, Раффлс, – агрессивно возразил я. – Я всего лишь входил в тот момент, когда ты выходил. Я считал, что не в твоем характере лезть в чужие дела!
После чего с истинно англо-саксонским намеком будущего насилия над моей личностью, Раффлс распахнул дверь, порываясь покинуть нашу беседу. Все это произошло точно, как мы репетировали. Но Дэн Леви позвал Раффлса и пригласил войти обратно. И это было именно то, на что мы надеялись.
– Господа, господа! – воскликнул еврей. – Прошу не превращать мой офис в место для петушиных боев, господа; и молю, мистер Раффлс, не бросайте меня на милость своего опасного друга.
– Можете сохранить за собой численное преимущество, – отважно прошипел я, – мне наплевать.
Моя грудь содрогнулась со вздохом, как того требовал режиссерский замысел, но была в том и нотка облегчения из-за того, что пьеса шла, как планировалось.
– Ну что же, – произнес Леви. – Ради чего прислал вас сюда мистер Гарланд?
– Вам это известно, – ответил я, – это из-за его долга вам.
– Вы только не распаляйтесь, – сказал Леви. – Так что насчет долга?
– Это просто позор! – выпалил я.
– Вполне согласен, – отметил он со смешком. – Это дело следовало уладить много месяцев назад.
– Месяцев? – повторил я. – Прошло всего двенадцать месяцев, как он занял у вас три сотни фунтов, и теперь вы хотите выбить из него все семь!
– Верно, – заметил Леви, приоткрыв свои жестко поджатые губы, которые исчезли в следующее мгновение.
– То есть, он занял у вас три сотни на год, от силы, и теперь в конце вы шантажируете его, вытрясая восемь!
– Вы ведь только что сказали – семь, – вмешался Раффлс, голосом человека и стремительно
– А еще вы сказали «шантажировать», – добавил Дэн Леви зловеще. – Не спустить ли вас с лестницы?
– Вы собираетесь спорить с цифрами? – парировал я.
– Не собираюсь. У вас ли его расписки?
– Да, они у меня в руках и моих рук не покинут. Видишь ли, ты просто не знаешь, – добавил я строго, поворачиваясь к Раффлсу, – что этот молодой человек уже выплатил сотню в рассрочку – вот откуда взялись восемь сотен – и все то же самое случится с тобой, если ты заберешься в эту лодку.
Ростовщик уже терпел меня дольше, чем кто-либо из нас мог ожидать, но теперь он отодвинул свое кресло от стола и поднялся – истинный столп угрозы, готовый извергнуть проклятия.
– Это все, что вы желали высказать, явившись сюда? – громыхнул он. – Если это так, наглец, вон отсюда!
– Нет, это не все, – возразил я, разворачивая документ, приложенный к обязательствам о платежах, которые Раффлс получил у Тедди Гарланда; все это мне удалось без излишних довесков вытащить из того самого внутреннего кармана, в котором я пытался опустошить полученный от Раффлса конверт. – Вот, – продолжил я, – письмо, написанное вчера вами к мистеру Гарланду, в котором вы пишете, помимо прочих дерзостей, следующее: «Это последнее предупреждение, больше никакие оправдания я не приму и не потерплю. Вы причинили в десять раз больше неприятностей, чем стоило ваше дело, и я с радостью избавлюсь от вас. Вам следует расплатиться до двенадцати дня завтра, или вы можете быть уверены, что перечисленные выше угрозы будут приведены в исполнение в точности, как это здесь было описано, и что будут предприняты нужные шаги, чтобы эти меры подействовали немедленно. Это ваша последняя возможность и последний раз, как я пишу к вам об этом деле».
– Именно так, – произнес Леви, ругнувшись. – Это дело насквозь прогнило, мистер Раффлс.
– Верно, – поддакнул я. – Могу ли я спросить – вы действительно намерены избавиться от мистера Гарланда, заставив его заплатить всю сумму?
– До полудня, сегодня, – подтвердил Леви, щелкнув своими боксерскими челюстями.
– Всего восемь сотен, за те три, которые парень занял у вас год назад?
– Так точно.
– Несомненно, вы очень суровы к этому мальчишке, – заявил я, достигнув помалу этими вопросами примирительной интонации, за что Раффлс немало хвалил меня впоследствии; но пока что он лишь заметил:
– Должен сказать, это только его вина.
– Ну разумеется, мистер Раффлс, – воскликнул ростовщик, и сам приняв более примирительный тон. – Это были мои деньги; мои три сотни золотых соверенов; и каждый имеет полное право получать доход с того что имеет, верно?
– Несомненно, – подтвердил Раффлс.
– Ну что же, деньги такая же вещь, как и все прочее – если их у вас нет, если вы не можете их выпросить или заработать, вы можете их получить, заплатив за них цену. Я всего лишь продаю свои деньги, вот и все. И я имею право продавать их по хорошей цене, и эту хорошую цену я за них и получу. Быть может, тот, кто платит эту мою цену, и глупец – это зависит от того, насколько ему в этот момент нужны деньги – и это его дело, а не мое. Ваш молодой друг-повеса прекрасно бы себя чувствовал, если бы не обанкротился, но банкрот всего лишь платит больше, вот и все. Это не я подвел под монастырь вашего друга; он сделал это сам, с широко открытыми глазами. Мистеру Гарланду хорошо было известно о том, сколько я требую, и что я не замешкаюсь перед тем, как потребовать свое, и с добавкой, стоит ему дать мне шанс. С чего бы мне мешкать? Он этого не гарантировал? Зачем, как вы думаете, я сижу в этой конторе? В этом суть моего дела, мистер Раффлс, и это вовсе не ограбление, дорогой мой сэр. Если уж рассуждать, то любой деловой человек – грабитель. Но вы видите, что мое дело абсолютно прозрачное, и я веду его согласно обязательствам.