Мистер Грей младший
Шрифт:
— Ну, уже всё равно поздно, — пожала плечами я.
На этот раз, папа кивнул и взяв маму под руку, поспешно покинул комнату. Я посмотрела на обескураженную Софи.
— Вечеринка обещает быть весёлой, — констатировала она факт.
Я с досадой простонала и уткнулась ей в плечо.
— Тед меня прикончит, — вздохнула я.
Теодор
— Грей, где твой привычный настрой, малыш? — Клод вытянул шею, разминая
— Где-то здесь, — пожав плечами, сказал я, скинув с себя боксёрские перчатки.
На лбу выступила испарина, и мне показалось, что моё состояние близко к головокружению.
— А ты, часом, не влюбился? Я знаю, когда самцы Греи думают о женщинах, — ухмыльнулся он. Я смерил его пристальным взглядом, сел на маты, и сделал глоток воды из бутылки.
— Влюбился. Ты. Серьёзно? Как она, хорошенькая?
Я усмехнулся, ощутив подступающий к щекам жар.
— Ну, не смущайся, — он хлопнул меня по плечу, во время того, как я делал ещё один жадный глоток, тем самым заставив меня поперхнуться, — Дело это — молодое. Чувства, эмоции, гормоны: надо же тестостерон куда-то девать, — подмигнул Бастиль и басисто засмеялся.
Я цокнул и закатил глаза.
— Давай тренироваться, — сказал я, убирая бутылку, и встал с мата.
— Что, стояк каждое утро, что ли? — не прекращал он, и я закрыл руками лицо, — Тед, малыш, я тебя с самого детства знаю. В памперсе тебя видел. Давай, выкладывай! Что, чёрт возьми, не так?!
— Всё нормально, Клод, — я хлопнул его по плечу, — С моей у меня всё нормально, но я не уверен, что это продлиться долго. Очень скоро, мы будем с ней редко видится, по милости Кристиана, и… Я просто слишком раздавлен собственным отцом. Впрочем, всё прекрасно.
Клод нахмурил брови и вздохнул.
— Ох, вот как дело обстоит-то. Хочешь, я поговорю с ним?
— Нет. Не думаю, что это хорошая идея. Давай тренироваться, я хочу хоть немного не думать. А для этого мне нужны самые настоящие тренировки.
Клод осмотрел меня и кивнул.
— Давай, Грей. Но груши для разогрева маловато. Отжимайся — раз, эдак, пятьдесят, как обычно делал твой папачос.
— Делал? — изумился я.
Клод подмигнул и проговорил шёпотом:
— Сейчас сбавил обороты до сорока, сразу на десятку, соображаешь? Я ему сказал, что если он не увеличит нагрузку, то я буду валить его, как жук соломинку, но он сказал, что сейчас у него с твоей маман «мартовский период», так что нагрузку он особо не менял, — Клод уже открыто улыбался, а когда я заржал, он сразу сделал серьёзное лицо и сказал громче, — Ладно, хорош болтать, малыш. И не смейся. Без «мартовского периода», ты бы не появился.
Я глубоко вдохнул, призывая себя успокоиться. За что я люблю Клода Бастиля — так это за то, что во время разговора он использует свой главный дар — юмор, и благодаря ему, у меня уже качается пресс.
— Мне просто отжиматься? — спросил я.
Клод прищурился, задумываясь.
— Эм, давай-ка, после первой половины, следующие двадцать пять раз —
Я приступил к выполнению. Все мои мышцы напряглись. Я жёстче сжал желваки, всё ритмичнее и ритмичнее управляя корпусом — вверх и вниз, вверх и вниз. Бастиль тихо вёл счёт, сердце ускоряло шумный ход.
— Девятнадцать, двадцать, двадцать один… Кто там? Продолжай, Грей, — услышав шум за дверью в свой личный бокс-зал, бросил он, и пошёл навстречу звукам.
Дверь была позади меня — и я был счастлив, что меня ничего не отвлекало. Я смог не потерять счёт.
— Двадцать пять, — приказом шепнул себе я, и после каждого подъёма — начал делать хлопок.
От затылка по всему телу потекла капелька пота, и я почувствовал острый аромат своего антиперспиранта, вперемешку с собственным запахом. Я на максимум ускорил темп отжиманий, делая хлопки настолько сильными, что горели ладони. Дыхание моё участилось, и я слышал в висках толчки сердца. Пот со лба начал покрывать лицо, застилая глаза, осев на ресницах и зрея каплями над губами. Воздух становился тяжёлым и трудно-поглощаемым, но я не терял контроля над разумом, хотя не мог ни о чём думать, ничего слышать, ничего ощущать, кроме счёта, слегка звенящего в моей голове.
Сорок восемь, сорок девять, пятьдесят…
Я выдохнул, и последний раз отжавшись, сразу встал на слегка ватные и ноющие ноги. Ничего не было ощутимо, кроме влажно и горячо. Я легко подхватил края майки, и резким движением стянул с себя, бросил рядом с собой.
БАХ!
Я услышал грохот у двери сзади и обернулся. Мне пришлось простоять в ступоре несколько секунд, чтобы понять, обрадоваться, и ужаснуться. Это была Айрин. И она упала. Я ринулся к ней.
— Айрин, чёрт, ты как? — я рухнул на колени рядом с ней, и пытаясь заглянуть в её глаза, ощупывая подвёрнутую ногу, силясь понять, где болит.
Что за хрень? Как это получилось?! Здесь, вроде, пол ровный.
— Айрин, где болит? — спросил я, и она, наконец, подняла на меня свои… полные горячего желания глаза.
Ох, Боже.
Её губы, сквозь которые она тяжело дышала, сильнее открылись и поймали глоток кислорода. Глаза Айрин снова скользнули с моего лица вниз, на мою покрытую влажными следами грудь, мой пресс, дотронулись до едва заметной полоски волосков от пупка и ниже, коснулись возвышенностей моих бёдер. Спустя несколько мгновений, она резко подняла глаза, заглянув в мои, и облизала свои нежные губы.
— Мне не больно, всё хорошо, Тед, — сказала она тихо, как я только что заметил, теребя пальцами замочек ремня на очередной сексуальной мини-юбке. Чёрт. Я закусываю губу, чтобы не застонать.
Я взял её холодные руки и поднял нас обоих на ноги. Едва наши пальцы отпустили друг друга, она убрала руки за спину, и с очарованием посмотрела мне в глаза.
— Как ты так упала? — спросил я, осматривая место происшествия.
Айрин прикусила губу, смущённо улыбнулась.