Мистер Грей младший
Шрифт:
Чёрт! Теперь, он бесит меня. Все смеются.
— А ты помешан на сексе, — отвечаю я резко.
И все ржут ещё громче. Я выпиваю шампанское до дна, и оставляя бокал на столе, смотрю на ребят, которые своим смехом заглушали музыку. Наконец, они все заткнулись и, точно, окаменев, смотрели то на меня, то мне за спину…
Там призрак?! В чём дело?
— Привет, именница с синдромом вечной молодости, — горячий шёпот раздаётся у самого уха, и я быстро оборачиваюсь, слегка касаясь
Макс. Я вижу знакомые очертания и разноцветны краски на его лице, которые бросают неоновые лампочки. Глазам не верю! Фиби сделала это?! Он улыбается, и я сияю ему в ответ.
— Привет, — говорю я.
Его руки в мгновение сжимают мою талию, и вплотную притягивают меня к себе. Мне нужен воздух. Очень нужен воздух. Кто бросил меня в это лишённое кислорода пространство?! Губы Макса опускаются на мою щёку, оставляя её пылать от этого прикосновения, и соскальзывают к самому уху… В эту секунду я могу вдохнуть.
— С днём рождения, старушка, — прошептал он, — Ты сегодня королева и это — очевидно. Желаю тебе здоровья, счастья, и не упустить свою судьбу, — Макс отстранился, нежно смотря на меня, и поиграл бровями.
— Спасибо, — сказала я, улыбаясь, не имея никаких сил оторвать от него глаз.
В тёмно синей рубашке, и того же тона «бабочкой» — он похож на парня с обложки журнала, особой категории — «For women».
— Это тебе, — Макс взял с барной стойки небольшую красивую подарочную коробочку, подал мне.
— Вау, спасибо, Макс, — прошептала я.
— Открой прямо сейчас, — сказал он, хитро сияя глазами, и изгибая бровь.
— Поможешь мне? — спросила я, и Макс взялся за тыльную сторону дна коробочки, а я принялась развязывать красивый бантик.
Едва с бантиком было покончено, я потянула за концы ленточки, и своеобразные створки подарочной коробки открылись. Там, окутанная в белый атлас, лежала тыльной стороной, того же цвета, толстая фото-рамка из бархата, обшитая жемчугом. Когда я достала её, то поняла, что это — ни одна рамка, а целый коллаж из семи рамочек, соединённых красными лентами, и в каждой рамке — мой портрет, который он делал в Аспене. В каждой, кроме последней. В последней фотография, где изображён сам даритель этого оригинального подарка. Верхняя часть лица этого красавца спрятана за фотоаппаратом, но видно главное — его заразительную улыбку.
Я не могла не улыбнуться, увидев это фото. Макс поймал мою реакцию, и помог сложить этот потрясающий подарок обратно, пока я моргала и восторженно говорила:
— Макс, это просто чудесный подарок! Так красиво, мило, так не похоже ни на что другое, но…
— Но? — спросил Макс, завязав бантик, и накрыв мои руки, держащие коробочку.
— Но ты сам подарок. Я не ожидала, что ты придёшь, но я очень счастлива. Я…
Я хотела сказать: «Я думала о тебе всё то время, когда ты уехал из Аспена. Я начала искать твои фотографии по всему интернету, и заполнила ими мобильник и компьютер. Я в первый раз вчера вечером смотрела грязную порнушку, чтобы примерно знать, что из себя представляет секс вне фильма. Та я, чёрт подери, рехнулась, видя тебя во сне и представляя себя топ-моделью, которую
Но я молчала. Я ничего не могла из этого сказать, хотя всё это было чёртовой правдой. И он молчал. Он смотрел мне в глаза и молчал, и это был один из самых сексуальных моментов в моей жизни. Его руки на моих. Мы смотрим друг другу в глаза и молчим… А может, я сказала вслух всё то, о чём думала, а теперь вот застыла и смотрю на застывшего Макса?!
Нет. Этого просто не может быть. Нет.
— Я правда очень рада, что ты пришёл, Макс, — снова сказала я.
— Я тоже рад, что я здесь, с тобой, — ответил он.
Неловкое молчание вновь повисло между нами. Если он здесь — его наверняка позвала Фиби, ну, или Тед, на крайний случай… Но в школе — все дни до моего дня рождения, я видела, что Фиби пытается мне что-то сказать, но в то же время себя останавливает. И, надо признать, у неё это получилось. Возможно, они говорили с Максом обо мне? А что, если Фиби сказала Максу о моих трудно незаметных изменениях?
— Фиби сказала, что ты… Не хотела праздновать, и жаловалась мне на то, что в последнее время, ты… ты изменилась, — сказал он, кладя коробочку обратно на барную стойку, аккуратно расцепляя наши пальцы, но не отрывая своего пристального взгляда.
Ох, Боже! Фиби… Я её убью.
— Да, наверное, — пожала плечами я.
— Выйдем подышать? Здесь шумно и жарко, — выдохнул Макс.
— Да, давай, — согласилась я, почувствовав возникший не пойми откуда жар.
Вместе с Максом мы вышли в сад. Небо было сиренево-синим, погода едва прохладной… Музыка доносилась из дома, как из подвала, но в основном, здесь я ощущала себя увереннее и мои багряные от волнения, шампанского, и Макса щёки приняли свой привычный, бледно-розовый цвет. Мы сели на лавочку под кустом почти распустившейся сирени, всё это время, идя сюда в тишине.
Надо же, как бывает в жизни. Вроде бы, в доме полно людей, которых я ценю, и наверняка, каждый из них делал меня по-своему счастливой… Но почему-то мне кажется, что для моего счастья нужен только один. Тот, который сидит сейчас рядом со мной на лавочке, молчит, и…смотрит на меня…
Он смотрит на меня. Я перестала разглядывать пошив юбки своего платья, и посмотрела на Макса исподлобья.
— Ты очень красивая, — сказал он, — Правда.
Я расплылась в смущённой улыбке.
— Много фотографировал девушек после меня? — спросила я, прищурившись.
Родригес засмеялся и потёр рукой глаза, протягивая «о».
— Немало. Но без всякого удовольствия. И я не делал никому портреты. И не фотографировал их только в нижнем белье. Чисто для работы, всё, — пожал плечами он.
Он так заверяюще это говорил… Как будто не хотел, чтобы я… заревновала его?! Почему я такая?
— Эва, — Макс взял мою ладонь, заставив меня посмотреть ему в глаза, — ты… Фиби мне сказала, что считает, что ты изменилась из-за меня. Это так?