Мистер Грей младший
Шрифт:
— Что связано? Где ты и где медицинское оборудование? Как ты мог туда попасть?
— В том-то и дело… Сейчас, перед вами будущий владелец этой империи — Арман Криг…
За столом воцарилась тишина. Я начал излагать всю свою историю… О том, как я уснул в кресле, как самолёт улетел. Самым трудным мне давалось рассказать даже не о том, что я испытывал, когда меня оторвали от Фиби. Потому, что я понимал — они родители и у них есть сотни аргументов. Да они и сейчас могут сказать: «Вот, вы же встретились. Никто никого не убивал, мы просто хотели дать вам возможность быть взрослыми немного позже… У вас тоже будут дети
Но всё это не имело значения сейчас. Быть может… Действительно, они не сделали ничего дурного. Никого не посадили в тюрьму, не убили, не лишили права голоса и права письма. Они просто выразили свои пожелания так, как могли. Так, как они это видели и понимали. Я, ведь, тоже мог не исчезать. Мог вернуться из аэропорта, напиться с горя и петь под окном Фиби серенады на гитаре. Но я, ведь, этого не сделал… Значит, нельзя винить только их. Я тоже был тот ещё фрукт… И только эта наша встреча дала мне толчок для мысли об этом. Как удивительна моя жизнь…
Самое трудное, что я должен был рассказать, так это то, как я приобрёл отца. Я долго рассказывал об этом незаурядном человеке, потерявшем сына, но тут… Резкий голос ревнивого отца произнёс со всем холодом:
— В этом крушении я тоже потерял сына. Однако, я не бросился по улицам искать замену.
Я поднял глаза от полупустого бокала сухого красного вина и сказал:
— Да, папа. Ты потерял сына, но не единственного. Замена осталась у тебя. К тому же, любимая замена… А у него не осталось никого.
— Ну, да… И поэтому нужно было обрести себе другого…
— Ну, папа, — перебил я, — ты знаешь, когда он обрёл меня, я не был таким, каким я стал сейчас. Он обрёл разгильдяя, а вернул тебе более, чем успешного человека. Того сына, которого ты только мечтал видеть во мне всегда. С двумя высшими образованиями, состоянием и руководящий должностью.
— Да, судя по твоему костюму, действительно более, чем успешного. Если, конечно, это не его деньги, — цинично заметил отец.
— Нет, папа. Все эти годы я работал и учился, действовал словно по плану. Мне необходимо было умереть, чтобы стать тем, каким вы меня не знали. Я многому научился, начал разбираться в деньгах и понимать бизнес. В общем…
— В общем, ты хочешь сказать, что теперь у тебя… два отца? — сделав глоток вина, спросил Джон Флинн.
Я замолчал, уставившись в свой салат. Было бы предательством не подтвердить это. Рука моя похолодела, но затем, я почувствовал, как горячие шёлковые пальцы моей Фиби сжали мою ладонь.
— Да, — выпалил я, — Два. И в самое ближайшее время я хочу вас познакомить. Мама, у тебя ведь… юбилей тридцать первого мая… Я думаю, это будет самое лучшее время.
— Он что, прилетит сюда через два дня? — изумилась мама.
— Что ты? Он уже прилетел, — мягко сказал я, — Перед тем, как приехать сюда, я заезжал в отель переодеться и… И он уже сидел в холле
— Два отца. Прекрасно, — процедил папа.
— Ну, не беспокойтесь, — разрядил обстановку брат, — Самое главное, что мать у него одна… Вообще, и в литературе, и в жизни отцов может быть великое множество. А мать — одна.
— Пошляк, — бросил отец, не глядя на него.
Не знаю почему, но меня это рассмешило.
— Вообще, после твоей смерти Ян очень резвиться, — заметил папа, откидываясь на спинку стула.
— Ну что ты, дорогой? — мама положила руку на плечо отца, — Адам не умер.
— Да. Теперь мы это знаем. И слава Богу.
В это время я обернулся и посмотрел на Фиби. Она уже успела отпустить мою руку и напряжённо сидела, зажав в руках салфетку. Нет, она не мяла её, не теребила… Она просто сидела, немного нахмурившись и прикрыв глаза… Мне показалось, что она молиться. Молиться за меня, за отца, за мать… Наверное, за Яна… За всех нас, сидевших под этими чудными сводами английского строгого зала. И говорившими, говорившими… Она понимала, что происходит в душе каждого из нас. А о ней в этот момент все забыли. В ней столько любви, которую она может подарить каждому, столько сострадания и душевной теплоты, что я порой хочу спросить себя: «Чем я заслужил этот божественный подарок?». И точно подтверждая мою мысль о том, что никто на неё и не думал обращать внимания, Ян произнёс:
— Фиби, дорогая, не очень скучно присутствовать на семейных разборках, когда собиралась на деловой ужин?
— Что за жаргон? — сказал отец, бросив испытывающий взгляд на братца, — Мы никогда так тебя не воспитывали!
— Ну, папа, здесь же все свои, — многозначительно усмехнулся Ян.
— А что, при своих можно вести себя, как свинья? Свои — это самые дорогие люди. И если к чужим людям ты проявляешь уважение, к своим — ты должен относиться более, чем уважительно. И перестань шутить на тему семьи, — сделал колкое замечание отец, а потом, вежливо улыбаясь обернулся к Фиби и сказал:
— Да, дорогая, может быть вам чего-то ещё принести?
— Нет, — мягко произнесла она, — Благодарю вас. Мне всего довольно.
— Да уж, действительно, — протянул Ян, — Чего уж тут ещё не хватает? Воскресшая любовь, горячий ужин и семейные разборки, о которых забыли на целые пять лет.
— Ян, прекрати! — произнёс отец.
— Да мне просто весело, — состроив улыбку, произнёс Ян, — Ещё вчера я был единственным наследником. А сегодня — у меня появился конкурент.
— Ради Бога! — взмолилась мать, — Только не о наследстве! Только не об этом. Мы живём в таком хрупком мире… Сегодня, мы есть, а завтра — нас нет. И единственное, что остаётся с нами, это наш сегодняшний день, наша жизнь. И то, как мы смотрим на эту жизнь.
— Ого, это правильно, мам, — поднял брови Ян, — Сегодня ты есть, завтра тебя нет. Но послезавтра ты опять есть. И это уже совсем другое дело.
Странно, но эта глупая фраза Яна всех рассмешила. Мы захохотали, даже отец, прикрывая рот кулаком, не мог утаить смешинки, брызгающие из его глаз. И решив, что горячее скоро совсем остынет, мы принялись есть. И все стали задумчиво перебирать еду в своей тарелке… Удивительно, но мне казалось, что у всех на душе было легко и спокойно. Так же, как и у меня. У всех были радостные и светлые лица.