Мистер Хайд
Шрифт:
Внезапно он проснулся. Десять часов. Почувствовал себя усталым и разбитым, но в то же время ощутил в себе свежую, живую и какую-то новую ясность ума. Увидел себя таким, какой есть, и ему стало стыдно. Вспомнил об анонимном письме. Все это глупости. Действительно, бывают моменты, когда он совершенно теряет над собой контроль. Что он хочет найти на вокзале Монпарнас, его же дома ждет хорошая кровать. Ему просто надо выспаться. А завтра посмотрим.
Он так устал, что до дома доехал на такси. Лифт высадил его на шестом этаже. Половина одиннадцатого. Мириам еще не спит. Поколебался. Нет, не стоит. Он так и не решился позвонить
Жантом провел рукой по лбу. Сомнений нет, он и с той стороны двери, и с этой. Все правильно.
Жантом толкнул дверь и заметил, что ее уже кто-то приоткрыл. Это уже просто бесцеремонность. Он прошел через прихожую и остановился на пороге кабинета. В его кресле этот кто-то сидит и курит. Кресло наполовину повернуто спинкой к двери, так что ему видны лишь плечи визитера и рука, лежащая на подлокотнике. Жантом сделал шаг чуть в сторону и вежливо покашлял. Тень обернулась и приняла форму. Тишина. Жантом почувствовал, как за несколько секунд он весь наполнился гневом, от которого свело шею и сжались кулаки.
— Это вы, — проговорил он. — Мириам послала вас ко мне в такой час?
Клер спокойно стряхнула пепел с сигареты, скрестила ноги. На ней черные брюки и серая кофта, отчего выглядит она как парень.
— Присядьте, Жантом.
Почему она так развязно говорит с ним! Она что, просто милая секретарша Мириам или у нее какие-то свои темные намерения?
— Прошу вас, уйдите, — сказал Жантом.
— Давайте сначала поговорим, — ответила она. — Если будете благоразумны, наша беседа не займет много времени.
— Но я вам не позволю… Что за манеры!
— Я хочу поговорить с вами о мельнице.
Жантом застыл. Движется только правая рука, наощупь ища стул, стоящий напротив Клер. Она не спускает с него глаз, как медсестра, наблюдающая за действием наркоза. Он неловко садится, и она подождала, пока он удобно устроится.
— Оставим пока в стороне четыре дела, о которых вы знаете, — проговорила она самоуверенно и властно, что смутило его. — Поговорим только о мельнице. У меня есть бумаги, которые должны вас заинтересовать.
Она расстегнула «молнию» на папке, которую он поначалу не заметил, вынула из нее небольшую пачку карточек и очки в черепаховой оправе, сделавшие ее лицо. неузнаваемым, что окончательно сбило Жантома с толку. Кто эта незнакомка? Как только она начинает говорить, прекращаются всякие споры.
— Читаю, — объявила она. — «Наблюдение в понедельник…» и так далее. Я пропускаю ненужные детали. «Малыш Рене жалуется на головные боли, мешающие ему спать. Но мать утверждает, что он спит вроде бы нормально. Тем не менее он неспокоен, кричит во сне, повторяя: «Это не я, не я». Разумеется, это означает, что он чувствует себя в чем-то виноватым, но не хочет в этом признаться».
Клер прервала чтение.
— Вам это что-нибудь напоминает?
— Ничего, — ответил Жантом.
— Но этот малыш Рене, вне всякого сомнения, вы.
— Возможно. Но все равно не вижу, чего вы от меня хотите.
Клер вытащила другую карточку.
— Четверг и так далее. «Малыш Рене отказывается отвечать на мои вопросы, а когда я заговариваю об отце, реагирует бурно, что напоминает
— Слушаю вас.
— А вот заметки от… Учтите, записи делались в течение нескольких месяцев. Это из картотеки доктора Лермье, психиатра, лечившего вас после драмы на мельнице.
— Хотелось бы знать, как эти карточки попали к вам, — бросил Жантом с нетерпением в голосе. — Всему этому несколько десятков лет.
— Конечно, им много лет, — ответила она, — но такие клинические наблюдения будут иметь вес в суде.
— В суде! — взорвался Жантом. — Но по какому праву…
— Послушайте продолжение. Вот наблюдение, сделанное через два месяца после пожара. «Малыш Рене признает, что, возможно, желал такого исхода».
Жантом ударил кулаком по столу.
— Да, да, — воскликнул он. — Я этого желал, и меня до сих пор преследует воспоминание, это моя отрава, как только я подумаю об этом.
— Подождите, — проговорила Клер. — Вот еще одна запись, сделанная через три дня после предыдущей. Читаю: «К сожалению, ребенок слишком мал и еще не осознает, что он имеет в виду под словом желать. До чего он дошел в своем желании мести, в своей обманутой любви? Я долго говорил об этом с мадам Жантом. Где спал ее сын? Ответ: В одной комнате со мной, но ближе к двери. Вопрос: Когда с ним случались приступы лунатизма, всегда ли она его контролировала или он мог выйти из комнаты без ее ведома? Ответ: Да. Мог. Вопрос: В ночь пожара вы проснулись раньше него? Ответ: Нет. Он меня разбудил». Надо ли продолжать?
Жантом встал и грозно помахал кулаком.
— Запрещаю вам…
Клер пожала плечами и указала на пачку карточек.
— Все здесь, — начала она. — Все… Все ваши образы, свечи, символизирующие огонь, таинственные животные, крысы, змеи и в конце концов люди в белом, помогающие вам убежать. Вся инсценировка была обращена исключительно к вам, и вы сразу это поняли. Но главное содержится в двух последних карточках. «Не имеет смысла продолжать анализ, — пишет врач. — Дело представляет интерес только потому, что больной очень молод. Но все симптомы налицо — как физические, так и психологические. Вероятно, бедное дитя с возрастом попытается выстроить крепость забвения. Да поможет ему Небо никогда из нее не выйти. Но, не имея доказательств в юридическом смысле слова и будучи связанным профессиональной тайной, я никому не могу доверить того, чего боюсь. И кроме того…»
— Прекратите, — закричал Жантом. Скомканным носовым платком вытер руки, щеки. Уже тише проговорил: — Прекратите. Если я вас правильно понимаю…
— Вы меня прекрасно понимаете, — сказала она. — Ведь поджог произвели вы.
Жантом встал, со стоном прошелся, скрестив руки на животе, как будто прикрывая на нем рану. Он едва переводил дыхание. Потряс головой, освобождаясь от давящего на него груза.
— О! Прошу вас, — проговорила она. — Прекратите комедию. Как будто до этого не знали, что подожгли вы! Сядьте и выслушайте меня. У меня нет желания провести вечер здесь, держа вас за руку. И я не намерена вас выдавать. Хочу просто продать вам карточку.