Мистер Кольт. Серия «Аранский и Ко». Книга 2
Шрифт:
– Как же мне теперь быть? – чуть ли не хныкал Дмитрий.
Кордыбака подошел к машине, нажал кнопку на брелоке, разблокировав замки и открыл дверь.
Его небольшой автомобиль в тандеме с его фигурой смотрелся еще меньше, чем был на самом деле, это бросалось в глаза, непроизвольно наводя на вопрос, как он там помещался, а если и помещался, то как умудрялся управлять в подобных стесненных условиях, контролируя дорожную ситуацию и маневрируя в плотном городском трафике.
– Начеку, – Валентин и сам не знал, что конкретно и гарантированно можно было посоветовать парню. Успокоить уж точно должен был. Но, кроме общих фраз, что еще сказать, не знал. – Постоянное внимание. Среди людей он тебя не тронет, новые свидетели ему не нужны, поэтому избегай подозрительных мест, не ходи поздно в безлюдных местах и на все обращай внимание. Домой десятой околицей добирайся. Где-то что-то не так как обычно или кто-то незнакомый подозрительно долго находится в непосредственной близости от тебя – принимай меры, меняй быстро ситуацию, блокируя таким образом его действия. Например, в двух автобусах одно и то же лицо заметишь, домой не иди, звони мне, а сам в ближайшее кафе заворачивай и жди нас. Ну, а так что делать?.. Изолировать полностью мы тебя не можем, оснований пока нет, да и потом, возможно, все эти опасения напрасны, не нужен ты ему. Ведь что знал, ты давно нам рассказал. А самое главное, сразу звони мне, тем более если где увидишь его, это очень важно! Сразу звони! Брать его надо, бандюка!
Кордыбака катил по проспекту Перемоги, резко подергивая рулем, пропуская небольшие выбоины, ямки, трещины то между колес, то справа, то слева. После зимы дороги разочаровывали в который раз, и никак к этому привыкнуть не получалось. На улице потеплело, послеполуденное солнце, удачно маневрируя между облаками, ярко светило в глаза и радовало пока еще несмелым, но долгожданным теплом, высушивая остатки сырости на асфальте. А в салоне автомобиля и вовсе было жарковато, несмотря на отключенный отопитель и слегка приоткрытое стекло окна.
Аранский по телефону наказал ему на Петровку не ехать. Сказал, ждет у себя, и попросил не задерживаться. Валентин нажал на красную кнопку и бросил телефон рядом на сиденье. А ведь он запланировал сегодня побывать как на Святошинском рынке, так и на Петровке. Это было важно – окончательно разобраться, связаны как-то все эти преступления или нет, одна ли рука нажимала на спусковой крючок пистолета или нет. То, что ехать нужно, сомнения не было, этому свидетельствовали и результаты посещения Святошинского рынка. Теперь совершенно точно выяснилось, что преступник там был один, встречался с Букетом, затем проследил за ним и, когда Букет с приятелем вошли в электропомещение, проследовал за ними, избил и застрелил, после чего покинул помещение, прошел к оружейной мастерской, причем торопился и застрелил оружейников. Прямых свидетелей этих двух преступлений, совершенных примерно в течение минут двадцати, не было, но вот из показаний косвенных свидетелей картинка вырисовывалась достаточно понятная. Если честно, то ему хотелось найти доказательства того, что убийства на Петровке никак не связаны с убийствами на Святошинском рынке. Хотелось потому, что в его рассуждениях, анализе и отсутствии веских фактов, если не считать пуль, где вероятность совпадения исчислялась как пятьдесят на пятьдесят, все говорило о том, что общего там ничего не было. Совершенно разные мотивы, разные преступники и оружие, вот по оружию единственно требовалось доказать, что оно было разным, или наоборот.
Кордыбака посмотрел на телефон, ну почему не заскочить ему на Петровку, почему? Поговорил бы с соседями убитых валютчиков, что-то бы да и всплыло. Должен преступник где-то след оставить, пусть маленький, незначительную, но зацепочку. Может, еще где-то была видеокамера, на которой запечатлелся преступник. А как этого хотелось, хоть краем глаза, хоть со спины, хоть кусочек, но увидеть, ощутить его как реальное, материальное существо.
Валентин взял телефон и набрал Аранского. Тот ответил на первом же гудке.
– Сергей Викторович, я опять.
– Говори.
– Да вот все голову ломаю, думаю, сопоставляю, анализирую по поводу Петровки.
– Ты где сейчас? – Аранский явно к длительной беседе не был расположен.
– К Шулявке подъезжаю.
– Хорошо, я жду тебя.
– Сергей Викторович, может, все же заскочить на Петровку? Потолкую с людьми там…
Аранский перебил его:
– Кордыбака, ты почему такой упрямый. Я ведь сказал, дуй в управление.
– Что-то серьезное?
– Ну а ты как думаешь?
– По Святошескому рынку?
– Возможно.
– Понял. Еду.
7
За окном была ночь, но свет в окнах соседних домов давал знать о том, что утро уже наступало. На часах была половина шестого, солнце всходило значительно позже, около семи. Вчера утром оно взошло незамеченным из-за плотной пелены облачности, да и за целый день его так никто и не увидел. По прогнозу обещали, что заладиться сегодня могло только к вечеру, хотя апрельская погода со свойственной по-весеннему непостоянностью за день могла меняться несколько раз, а потому надежда на солнечный и приветливый день впереди оставалась.
Город просыпался, это было уже не только видно, но и слышно: из квартир снизу доносились звуки кухонных хлопот вперемешку с полусонными неразборчивыми голосами, а за стенкой слева иногда злобно тявкала собачонка, реагируя на движения лифтов и возню с утра голодных голубей на балконе.
Далеко внизу на Соломенской изредка, со своей пока еще не частой периодичностью, шурша шинами по асфальту, проносились авто, с каждой последующей минутой сокращая периодичность, чтобы через полчаса уже слить этот шум в единый поток.
Борис проснулся и больше уснуть не мог, как ни силился и ни старался, переворачиваясь с боку на спину, со спины на живот. И это несмотря на то, что лег спать около двух часов ночи. Вечер вчера неожиданно приятно удивил одним непредсказуемым событием, внезапно окунув его в атмосферу другого, необычного, не свойственного для его существования, кусочка жизни. В этом было что-то и притягательное, и соблазнительное, завлекающее своей сказочной и природной обыденностью и в то же время пугающее и чуждое, не свойственное его образам, понятиям и целям, но так случилось.
Домой возвращался уже после восьми вечера: пока заехал в супермаркет за продуктами, потом место для стоянки машины пытался найти. Во дворе не парковался априори, в чужом мог, в своем – никогда. По дворам ездить не стал – смысла не было, приткнулся на Соломенской, метрах в двухстах от дома.
Он увидел ее издали – ту молодую женщину из лифта. Она сидела на скамейке возле подъезда, курила, обхватив свои плечи руками, поеживаясь от прохлады в легкой, пока еще не по погоде курточке. Он ее увидел и узнал и теперь, приближаясь, думал: поздороваться или пройти мимо. Если поздороваться, то она могла опять начать задавать вопросы, а этого не хотелось. После последней их встречи ощущение осталось не вполне приятным. А ведь и сейчас она могла пойти следом за ним в лифт, чтобы потом стоять рядом, сверлить назойливым взглядом и дурные вопросы задавать. Да, не совсем кстати сидела она у подъезда… Оставался вариант поздороваться и пройти мимо.
Однако получилось так, как, видно, желала женщина: она тоже еще издали его заприметила и, когда между ними оставалось несколько шагов, повернула голову в его сторону, близоруко прищурила глаза и небрежно проронила:
– А, соседушка. Вечер добрый. Не проходите мимо.
Все точки над «и» были расставлены, причем одной короткой фразой.
Борис остановился:
– Здравствуйте. Да вот с работы. Не холодно?
Она не ответила, указала на место рядом с собой:
– Присаживайтесь, – и добавила: – Если не торопитесь.