Мистер Себастиан и черный маг
Шрифт:
— Мистер Уокер, — проговорил, откашлявшись, Том Хейли, — трехкарточный монте, или «угадай королеву», — это фокус уличных мальчишек. Дыра, в которую фокусник заползает умирать. Заставлять исключительно одаренного мальчика марать свое искусство ради того, чтобы выручить неудачника-отца, — мне больно говорить это, мое сердце разрывается, действительно разрывается, — это все равно что посылать собственную дочь на панель.
И тут, при упоминании дочери, отец вскочил и бросился через стол на Тома Хейли, ударил его головой в грудь, вцепился пальцами, терзая жилет и подтяжки,
— У тебя есть сестра? — спросил его Том Хейли.
— Была.
Том Хейли кивнул. Взглянул на человека, скорчившегося на полу, затем помог ему подняться.
— Прошу меня простить, мистер Уокер. Мне не следовало этого говорить. Я не знал.
— Я никогда бы не сделал ей ничего плохого, — сказал мистер Уокер. Оглянулся на Генри. — Ты ведь это знаешь, Генри? Никогда.
— Плохого? — сказал Генри. — Но ты и не… ее…
С каждой секундой Том Хейли выглядел все более взволнованным.
— Очень сожалею, — проговорил он, — если я сказал что-то оскорбительное для вас. Я не знал… не знал…
Он отвернулся. Посмотрел на стол: гора контрактов, журналов для мужчин, затейливый письменный прибор — полный кавардак.
— Лорен! — позвал он, и мгновения не прошло, как она просунула в дверь голову. — Следующего!
— Следующего? — спросил мистер Уокер. Вид у него был такой, будто он только что очнулся и ничего не помнил о предыдущей сцене. — Следующего? Что за чушь! Никто не способен на то, что может мой сын. Никто!
— Вы правы, — сказал Том Хейли. — Я никогда не видел ничего подобного. Ваш сын действительно удивителен. Но как бы он ни был талантлив, боюсь, я ничего не смогу для вас сделать.
— Но… почему?
Том Хейли встал, подошел к двери и распахнул ее:
— Вот почему, мистер Уокер.
Они все посмотрели туда. Приемная была по-прежнему забита до отказа. Такое впечатление, что мир обладал неистощимыми резервами мальчишек с картами и девочек, жаждущих стать их ассистентками. Уходил один, появлялся другой.
— И так каждый божий день, — сказал он. — Фокусников больше, чем публики. Не представляю, как такое произошло. Прежде такого не бывало. Что-то такое растворено в воде сейчас. Носится в воздухе. Они повсюду. Генри исключительно талантлив. Но и они тоже. Мир просто не нуждается в очередном белом маге.
— Тогда зачем вы вообще смотрели нас? — спросил мистер Уокер. — Я очень надеялся.
Том Хейли пожал плечами и задумчиво посмотрел на него:
— Значит, это не было напрасной потерей времени. И давно вы это почувствовали?
Просмотр был окончен. Том Хейли открыл дверь немного шире, ожидая, когда они уйдут. Генри сунул карты в карман и неохотно встал; отец положил ладони ему на плечи, не чтобы подбодрить, но помочь держаться прямо. Когда они проходили мимо Тома Хейли, тот поймал отца Генри за локоть и привлек к себе. Прошептал что-то на ухо. Генри
Том Хейли и отец Генри прекрасно поняли друг друга. Объяснения не потребовались. Том Хейли что-то нацарапал на обороте визитной карточки и протянул ее отцу.
— Все у нас будет отлично, — шепнул отец Генри на ухо, когда они выходили. — Все у нас будет отлично.
Квартира Тома Хейли была не дворец, но чистая, теплая и, по крайней мере пока, свободна.
— За квартиру и стол удержу из наших будущих доходов, — сказал он. — Которые наверняка будут значительными. Небольшой процент. Не о чем волноваться.
Генри с отцом была отведена комнатенка размером не больше чулана, с голой лампочкой, свисавшей на шнуре с потолка. На стене висело старое деревянное распятие, в углу ютился единственный соломенный тюфяк, возле которого на полу лежала стопка одеял. Первым делом мистер Уокер потрогал тюфяк.
— Неплохо, — проговорил он и тяжело уронил голову на сомнительной свежести подушки. Подушки были первоклассные. — Малость скрипучие. Но, я тебе скажу, лучше, чем когда перо лезет в глаза!
Генри принялся раскладывать одеяла на тюфяке, когда Том Хейли просунул в дверь голову.
— Постель — для юного дарования, — сказал он мистеру Уокеру, одновременно подмигивая Генри. — Ему нужно выспаться. Завтра у него важный день.
Мистер Уокер сполз с тюфяка. Раздеваться они не стали. Спустя несколько минут они выключили свет и лежали в тишине. Полной. Как давно они не засыпали без того, чтобы в уши не лезли безумные звуки города? Трамваев, драк, воплей и криков любовников? Время от времени они слышали, как Том Хейли что-то открывает и закрывает, включает кран, спускает воду в туалете. Но это были домашние звуки.
— Важный день? — спросил Генри.
Он смотрел на отца, веки которого тихо подрагивали.
— Пап, — прошептал он, — а почему завтра важный день? Я думал, он сказал, что мы ему не нужны, а потом вдруг стали нужны. Что случилось? Что он сказал тебе? А, пап?
Но отец спал.
Рано утром аромат жарящегося бекона поднял Генри и его отца и, еще не совсем проснувшихся, понес, как ковер-самолет, на кухню. На красном пластиковом столе с ржавыми металлическими ножками стояли три тарелки. На каждой лежало по две полоски пережаренного бекона, как беспечные загорающие купальщики на пляже, и, когда сын с отцом уселись, туда же шлепнулись огромные куски яичницы. Генри, как ни был голоден, ел маленькими кусочками; отец же торопливо запихивал еду в рот, словно боялся, что ее у него отнимут. Том Хейли с улыбкой наблюдал за ним. Он жалел отца — Генри видел по его глазам. Генри был знаком этот взгляд, потому что Генри тоже жалел его.