Мистер убийца
Шрифт:
Он прижимается лицом к ее седым волосам, едва заметно пахнувшим шампунем. Она кажется такой теплой, теплее, чем другие люди, и он понимает, что, по-видимому, такими и должны быть все матери.
Она зовет отца:
– Джим, Джим! Быстро иди сюда!
Он пытается заговорить, сказать, что любит ее, но голос не слушается его, и он не может вымолвить слова.
Потом в холле появляется его отец, торопливо идет к ним – навстречу.
Слезы не мешают ему сразу узнать своего отца. Они с ним похожи еще больше, чем с мамой.
– Марти, сынок, что случилось?
Он попадает уже в его объятия, переполненный невыразимой благодарностью к своему отцу, больше не одинокий, живущий в мире под стеклом, желанный и любимый.
– А где Пейдж? – спрашивает, его мать, выглядывая за дверь. Где девочки?
– Мы ходили обедать в столовую, – говорит ему отец, – и Джени Торрисон сказала, что о тебе сообщали в новостях. Что-то о том, что ты стрелял в кого-то, но что это, может быть, все розыгрыш. Мы ничего не поняли.
Он все еще не может справиться с эмоциями и не в состоянии ответить.
Его отец продолжает:
– Мы пытались позвонить тебе, как только вернулись домой, но твой телефон не отвечает.
Мать снова спрашивает о Пейдж, Шарлотте и Эмили.
Он должен взять себя в руки, потому что самозванец может в любую минуту появиться.
– Мама, папа, у нас большие неприятности, – говорит он. – Вы должны помочь нам, пожалуйста, ради Бога! Вы должны нам помочь!
Мама закрывает дверь, оставляя холодный декабрьский день снаружи, и они ведут его в гостиную, окружив его с двух сторон не только своими телами, но и своей любовью. Они гладят его, их лица полны тревоги и сочувствия. Он дома. Он наконец-то дома.
Он не помнит гостиную точно так же, как и мать с отцом, как снег в его юности. Паркетный пол из дуба почти наполовину прикрыт персидским ковром коричнево-зеленоватых тонов. Мебель обита коричневой в крапинку тканью и сделана из темно-вишневого дерева. На камине, между двумя вазами, на которых изображены китайские пейзажи, торжественно тикают часы.
Когда мама подводит его к дивану, она произносит:
– Дорогой, чья на тебе куртка?
– Моя, – отвечает он.
– Но это новая модель.
– Пейдж с детьми в порядке? – спрашивает отец.
– Да, с ними все нормально, с ними ничего не случилось, – отвечает он.
Указывая на куртку, его мать снова говорит:
– В университете стали носить такие куртки всего два года назад.
– Это моя куртка, – повторяет он. Снимает бейсбольную кепку, прежде чем мама может заметить, что она немного ему велика.
На одной стене висят несколько фотографий его самого, Пейдж и девочек в разные годы. Он отводит глаза от них, потому что они глубоко трогают его и он боится, что снова не сможет сдержать слез.
Он должен взять себя в руки, чтобы суметь рассказать им самое основное о той сложной и загадочной ситуации, в которой оказался. У них троих слишком мало времени, чтобы успеть разработать план, прежде чем объявится самозванец.
Его мать садится на диван рядом с ним. Она держит его за правую руку, нежно сжимая ее, стараясь ободрить.
Отец присаживается слева на ручку кресла и наклоняется вперед, весь внимание.
Ему так много нужно рассказать им, но он не знает, с чего начать. Он колеблется. На какое-то мгновение он сомневается, что вообще сможет найти верные слова. Он молчит, не в состоянии преодолеть психологический барьер, точно так же, как тогда, когда сидел в своем кабинете за компьютером, пытаясь написать первое предложение нового романа.
Когда же он внезапно начинает говорить, слова вырываются из него водяным потоком, который грозит прорвать плотину:
– Человек, существует человек, он выглядит как, точно как я, даже я сам не вижу разницы, и он украл мою жизнь. Пейдж и дети думают, что он – это я, но он – не я. Я не знаю, кто он и каким образом обманул Пейдж. Он забрал у меня память, не знаю как; как ему удалось украсть у меня так много и оставить меня ни с чем.
Его отец кажется удивленным, и действительно, как он может оставаться равнодушным, слыша такое. Но что-то в удивлении отца не то, что-то неуловимое и не поддается определению.
Рука матери застывает на его правой руке, скорее инстинктивно, чем сознательно. Он не смеет взглянуть на нее.
Он торопится, сознавая, что они не понимают его, пытается поскорее все объяснить:
– Говорит, как я, движется, стоит, как я, и кажется мною. Я долго думал об этом, старался понять, кем он может быть, откуда взялся. У меня только одно объяснение, даже если оно кажется невероятным, понимаете? Как с Кевином Мак-Карти или Дональдом Сазерлэндом в фильме "Вторжение захватчиков тел", что-то нечеловеческое, не из этого мира, нечто, что может абсолютно имитировать нас и отнимать у нас память, стать нами. Но он не смог убить меня и избавиться от тела после того, как забрал мой мозг.
Задохнувшись, он замолчал.
Минуту никто из родителей не проронил ни слова.
Они обменялись взглядами. Ему не понравился этот взгляд. Он ему совсем не понравился.
– Марти, – заговорил отец, – может, ты начнешь с самого начала, но медленнее, и расскажешь нам, что именно произошло, шаг за шагом.
– Я попытаюсь рассказать вам, – в отчаянии говорит он, – я знаю, это невероятно, в это трудно поверить, но я рассказываю тебе, папа, все как есть.
– Я хочу помочь тебе, Марти. Я хочу поверить тебе. Поэтому успокойся и расскажи мне все с самого начала. Дай мне шанс понять тебя.
– У нас мало времени. Неужели вы не понимаете? Пейдж и дети вот-вот приедут сюда с этим существом, с этим нечеловеческим созданием. Я должен забрать их у него. С вашей помощью я должен убить его и вернуть себе семью прежде, чем будет поздно.
Его мать бледна и кусает губы. Глаза затуманились от слез. Она так сильно сжимает его руку, что ему почти больно. У него зарождается надежда, что она понимает всю глубину и отчаянность его положения.
– Все будет хорошо, мама. Как-нибудь мы справимся с этим. Вместе у нас есть шанс.