Misterium Tremendum. Тайна, приводящая в трепет
Шрифт:
– Да.
– Скажите, Михаил Владимирович, что с Кудияровым? Действительно, серьезно болен?
– У него пищевое отравление. Не смертельно, однако неприятно.
– Михаил Владимирович, вы ручаетесь, что это не симуляция?
– Ручаюсь, Яков Христофорович. Это не симуляция, – профессор невольно улыбнулся и встретил панический взгляд Пети.
– Ему настолько плохо, что он не может взять трубку? – жестко спросил Петерс.
– В данный момент никак не может. Он в ванной комнате, сестра промывает ему кишечник.
– Ясно.
Словно услышав этот вопрос, Петя принялся отчаянно жестикулировать, поднял растопыренные пальцы, задвигал губами. Профессор понял его и сказал:
– После всех процедур больному нужно отлежаться. Думаю, через сутки, к завтрашнему утру, он придет в себя.
Петя вытер мокрый лоб и облегченно вздохнул.
– Благодарю вас, Михаил Владимирович, – сказал Петерс, – рад знакомству с вами, пусть даже заочному. Всего доброго.
Петя выхватил из пачки очередную папиросу, пробежал по комнате из угла в угол, остановился напротив Михаила Владимировича и уставился на него выпученными глазами.
– Ну? Что он сказал?
– Ничего. Вы сами все слышали. Он справлялся о здоровье Григория Всеволодовича.
– А почему вы сказали симуляция?
– Я сказал, что это не симуляция. Мне был задан вопрос, я ответил.
– Какой вопрос?
– Петя, я очень устал от вас, честное слово. Вы сами все отлично слышали.
– Нет, как именно он спросил? Какой у него был голос?
Дверь скрипнула. Появился Кудияров, бледный, с мокрыми волосами, в теплом стеганом халате. Пошатываясь, волоча ноги, он добрел до дивана, простонал:
– Знобит. Накройте меня пледом.
Телефон опять зазвонил. Кудияров крякнул, встал, но Петя опередил его, сам взял трубку.
– Степаненко! Да! Нет! Речь шла именно об авансе! Вы в своем уме? Я не ослышался? Я вас правильно понял? Вы хотите увеличить изначальную сумму в два с половиной раза? Погодите, это вообще не телефонный разговор. Ну, знаете, товарищ, так дела не делаются, я вынужден считать вас жуликом и провокатором, – он бросил трубку.
Кудияров все-таки поднялся, стоял рядом с Петей, смотрел на него недоуменно и подергивал за рукав.
– Почему ты не дал мне поговорить?
– Потому! Иди, ложись!
– Ты очумел? Ты что-то слишком много на себя берешь, Петька.
– Ничего я на себя не беру. Тебе сейчас нельзя подходить к аппарату, ясно?
– Нет. Объясни, в чем дело.
– Звонил Петерс! – грозно прошептал Петя. – Срочно требовал тебя на ковер. Какая-то сволочь, видимо, стукнула все-таки.
– Ой, черт, твою мать, – Кудияров вернулся на свой диван, лег, уткнулся лицом в подушку и глухо пробубнил: – Больше надо было дать, больше, тогда бы все заткнулись.
Петя присел рядом, стал шептать что-то, при этом зло косился на Михаила Владимировича. Из ванной комнаты появилась медсестра.
– Товарищи, я закончила, – сообщила она хмуро, – мешок с грязным бельем пусть горничная
Кудияров и Петя возбужденно шептались, не обращая на нее внимания. Иногда доносились отдельные нервные восклицания:
– Откуда ты знаешь? Немцы! Одесса! Только камушки! Мгновенно шлепнут!
– Послушайте, может, вы отпустите барышню и меня заодно? – спросил Михаил Владимирович.
– Товарищ Бочкова, спасибо, вы свободны, – быстро пробормотал Петя и махнул рукой, – идите, идите!
– То есть как это – идите? А деньги?
– Какие деньги? Ой, да, конечно, – Петя вытащил портмоне, отсчитал несколько купюр, – вот возьмите.
– Я тоже откланиваюсь. Всего доброго, – сказал Михаил Владимирович.
– Нет! Вы, пожалуйста, останьтесь, профессор! Мне плохо. Вы должны меня осмотреть и прописать лекарства, – возразил Кудияров.
Когда ушла сестра, Михаилу Владимировичу пришлось еще раз во всех подробностях пересказать разговор с Петерсом, опять прослушать сердце и прощупать живот Кудиярова, теперь мягкий, рыхлый. Товарищ Бочкова была мастерицей своего дела, промыла чекиста как следует, от души.
– Печень у вас увеличена, поджелудочная воспалена, тоны сердца глухие. Ничего нового. Диета, режим. Господа, вам самим не надоел этот балаган? Кажется, у вас какие-то служебные проблемы? Вам было бы удобней обсудить их без меня. – Профессор откровенно зевнул и отправился мыть руки.
Вонь в ванной комнате стояла нестерпимая, хотя окно было открыто и все вроде бы вымыто. Вернувшись в гостиную, он убрал фонендоскоп, закрыл саквояж.
– Обильное теплое питье, отвар ромашки и мяты. Сутки ничего не есть, не курить. Разумеется, спиртного ни капли. Всего доброго, поправляйтесь. – Михаил Владимирович хотел открыть дверь, но услышал странно спокойный голос Пети:
– Стойте, профессор! Мы с вами разговор не закончили. Положите саквояж на пол, поднимите руки и медленно повернитесь к нам лицом.
С тяжелым, усталым вздохом Михаил Владимирович подчинился, правда, рук не поднял. Поставил на пол саквояж, сел в кресло.
У Пети был изящный дамский «Смит-Вессон». Держал он его неуверенно, целился куда-то вбок. Кудияров приподнялся на диване и хмуро глядел из-под Петиного локтя.
– Сколько заплатил вам Пищик? – спросил Петя. – Назовите сумму, и в какой валюте. Или он дал вам золото? Камни?
– Господа, вы не могли бы изъясняться более внятно? Какой Пищик? Какие камни?
– Вы его вылечили, подделали медицинские документы, помогли ему скрыться. Станете утверждать, что все это бесплатно? Из одного только христианского милосердия? Не надо считать нас идиотами. Он передал вам деньги или что-то еще. Золото, драгоценности, – спокойно объяснил Петя.
– Почему бы вам не устроить очередной обыск у меня дома? – вздохнул Михаил Владимирович. – Я устал повторять, что не знаю никакого Пищика и гонораров от госпитальных больных не получаю.