Misterium Tremendum. Тайна, приводящая в трепет
Шрифт:
Вернувшись в комнату, он застал там Свердлова. Яков Михайлович успел войти бесшумно, сидел на койке у ног вождя и что-то тихо, возбужденно говорил. При появлении Федора напрягся, замолчал на полуслове.
– Продолжайте, Яков, времени нет на такие долгие паузы, – жестко произнес вождь.
Но Свердлов молчал и смотрел на Федора. Пенсне блестело, губы побелели и сжались.
– Продолжайте! – повторил вождь.
Свердлов кашлянул, слегка передернул плечами, отвернулся от Федора и продолжил:
– Протопопов
– Неужели догадался?
– Ну а как же? Он не такой дурак.
– Был бы умный, с самого начала не соглашался бы, – тихо проворчал Ленин, – ладно. С ним ясно. Что Каплан?
– Стояла, где велели. При задержании вела себя тихо, не сопротивлялась. Сейчас ее допрашивают в комиссариате. Она уже призналась.
– Призналась? – Брови вождя поползли вверх, лоб сморщился. – Фанни Каплан призналась, что стреляла в меня? Прямо так и сказала?
– Да. Но протокол подписывать отказалась.
– Так она же его прочитать не может. Она совсем слепая, – вождь нервно усмехнулся, – интересно. Ну-ка, Яков, давайте подробней. Какие-нибудь имена назвала?
– Никаких. Говорит, стреляла по собственному убеждению, ни к какой партии не принадлежу. Что за оружие и куда его потом подевала, не помню, сколько выстрелов, не знаю.
Федор между тем бинтовал сломанную руку. Кисть была теплой и подвижной. Вероятно, лучевой нерв и лучевая артерия не пострадали. Вождь морщился от боли, тихо, сквозь зубы, постанывал. Свердлов не замечал этого, нервно поглядывал на часы. В коридоре послышались голоса, через минуту дверь распахнулась. Влетел Бонч-Бруевич, всклокоченный, красный, заговорил быстро, сквозь одышку:
– Владимир Ильич, дорогой! Ну что? Как все прошло? Здравствуйте, Яков, вы уже здесь! Я бежал, сердце вот-вот выскочит, в мозгу одна мысль, пылает, словно свеча: как вы все это пережили?
«Знает, – понял Агапкин, – конечно, Бонч из тех, кто был посвящен с самого начала. Свердлов, Бонч. Кто еще? Кто? Теперь вот и я тоже. Но меня заранее не подготовили. Просто поставили перед фактом. Вождь не сомневался, что не подведу, подыграю? Да, вероятно, так. Великая честь, безграничное доверие».
– Будет вам причитать, Владимир Дмитриевич, – сказал вождь, – ранен легко, в руку. Два ранения, оба слепые. Товарищ Агапкин все необходимое уже сделал.
– А, товарищ Агапкин, мое почтение, – Бонч впервые удостоил Федора рукопожатием, – ну, что скажете, уважаемый доктор?
Раньше он всегда смотрел мимо, здоровался едва заметным кивком, как с прислугой.
– Все обошлось. Счастливый ход пули, – сипло произнес Федор и встретил одобрительный взгляд вождя.
– Ну-ка, ну-ка, извольте подробнее, – Бонч прищурился по-ленински.
Он пытался подражать своему кумиру.
Свет лампы не позволял видеть
Яков Михайлович никому не подражал, он был сам себе кумир.
– Чтобы говорить подробней, я должен знать, из какого оружия стреляли. Калибр, расстояние, направление, хотя бы приблизительно, – сказал Федор.
– Пока идет следствие, точных ответов быть не может, – заявил Свердлов и отвернулся.
– Почему же? – возразил Ленин. – Кое-что известно. Стреляли в меня из револьвера, в спину, с двух-трех шагов. Свидетели подтвердят это.
– Свидетели подтвердят что угодно, – пробормотал Яков Михайлович и вышел так же внезапно, как появился.
Федор закончил перевязку. Вождь лежал в чистой фланелевой фуфайке, накрытый пледом.
– А что, рука правда серьезно пострадала? – тихо, сочувственно спросил Бонч.
– Заметили? – зло усмехнулся Ленин. – И на том спасибо. Яков Михайлович вообще не обратил внимания. А у меня, между прочим, перелом плечевой кости. Федя, кажется, Надежда Константиновна вернулась. Встреть ее и приведи сюда.
Входная дверь была распахнута. Снаружи маячили силуэты красноармейцев со штыками. Крупская только что вошла, и первым встретил ее Свердлов.
– У нас с Ильичем все сговорено, – донесся его шепот.
Над кожаным плечом председателя ВЦИК маячили страшные, выпученные глаза Надежды Константиновны.
– Что? Что значит – сговорено? – истерически выкрикнула Крупская.
– Тихо, тихо, – Свердлов резко обернулся и увидел Федора.
«Он меня прикончит, довольно скоро», – отметил Федор со странным спокойствием и обратился к Крупской:
– Надежда Константиновна, пойдемте, не волнуйтесь, ранения легкие.
– Федя, объясни, я не понимаю. – Она тяжело оперлась на его руку. – Что они с ним сделали? Почему? Что значит – сговорено?
Едва волоча ноги, она подошла к мужу, постояла над ним. Минуту они молча смотрели друг на друга.
– Ты приехала, устала. Поди, ляг, – сказал Ленин.
Крупская послушно удалилась, не задав больше ни единого вопроса.
Зюльт, 2007
К вечеру температура у Зубова поднялась до тридцати девяти. Герда заставила его полоскать горло, напоила липовым отваром, уложила в комнате Сони. Он проспал двенадцать часов. Проснулся почти здоровым. Горло не болело, прошла ломота, голова немного кружилась от слабости, но это пустяки. Иван Анатольевич принял душ, окончательно пришел в себя и первое, что сделал, спокойно, неспешно обыскал комнату.
Он понятия не имел, что именно ищет, просто надеялся обнаружить среди Сониных вещей какую-нибудь неожиданную подсказку.