Мистическая теология. Беседы о трактате святого Дионисия
Шрифт:
Этим мы все время и занимаемся: повторяем одно и то же по старой привычке. Чем чаще мы повторяем привычные действия, тем глубже укореняются наши привычки.
И ты говоришь: «Это мешает мне тебя любить».
Это помешает всем возможным видам любви. Это помешает тебе любить не только меня. Это будет препятствовать любой любви: любви к возлюбленной, любви к ребенку, любви к матери, любви к отцу. Это помешает любви как таковой, потому что страх — это яд, который любовь отравляет. И, кроме того, страх порождает гнев. Когда вы не можете проявить свою любовь, когда ваши энергии не могут течь через любовь, они превращаются в гнев, прокисают, становятся горькими и отравленными.
Это
Это происходит тут каждый день. Здесь так много саньясинов, тысячи саньясинов. Каждый день я получаю очень много негативных писем. Девяносто процентов писем — позитивные, десять процентов — негативные. Позитивные письма поэтичны, красивы и полны любви. Но странное дело: как только я получаю позитивное письмо, я записываю имя автора и начинаю ждать от него негативное послание. И оно приходит, рано или поздно оно приходит! Его присылают всего через несколько дней, потому что чувствуют, что сделали что-то не то. Такое нежное письмо? Столько доверия и самоотречения? Это идет вразрез с эгоизмом, и эго начинает чувствовать себя обиженным и уязвленным. Тогда автор письма принимается искать предлог — а ведь вы всегда можете найти то, что ищете, вы всегда можете что-то найти. Если реального предлога нет, всегда можно что-нибудь придумать, И так авторы сразу превращаются в моих противников.
Одна очень милая женщина часто посылала мне книги, деньги, журналы и подарки из Америки. Моя секретарь всегда считала ее очень милой. Эта американка даже не была саньясинкой. Потом однажды пришло письмо, где она писала, что хочет стать саньясинкой, и я почувствовал, что дело принимает опасный оборот. Она стала саиьясинкой и через шесть месяцев прислала мне очень гневное письмо. Она писала: «Мой настоящий мастер — это Иисус, а не вы!» Но кто заставлял ее считать меня своим мастером? Она не на шутку разозлилась, потому что стала чувствовать себя виноватой, разрывающейся надвое, как будто она предала Иисуса. Поэтому я попросил моего секретаря написать ей в ответ: «Оставьте саньясу, будьте с Иисусом и расслабьтесь».
Она получила мое письмо. А вчера вместе с письмом вернула мне малу и имя, данное ей при посвящении, и теперь она снова чувствует себя виноватой, полагая, что предает меня и саньясу, — правильно это или нет? В своем письме с пометкой: «Никто не должен читать это письмо, кроме мастера», она пишет о новой проблеме, которая перед ней встала: теперь она решила, что ей отправили письмо с предложением оставить саньясу без моего ведома. Как такой человек, как я, который полон любви и сострадания, может советовать кому-либо бросить саньясу? «Я не могу в это поверить. Это, наверное, сделал кто-то из вашего офиса! Пожалуйста, напишите мне сами». Она сама придумала эту игру. Я туг совершенно ни при чем.
С подобными проблемами я сталкиваюсь каждый день. Один из моих друзей спросил меня: «Ошо, Сомендра был так предан тебе. Он любил тебя, а ты — его. Не слишком ли жестоко ты с ним поступил?»
Вопрос не в жестокости. Проблема заключается в том, что он меня любил. Но вас воспитывали таким образом, что любовь стала почти невозможной. Полюбить означает для вас пойти против всего вашего прошлого. Он, конечно же, любил меня… а я ждал. Еще когда он находился здесь, я ему сказал, что он меня предаст, что он может стать Иудой. Тогда он посмеялся над моими словами.
Когда он отправился на Запад, он начал рассылать письма другим местным саньясинам, особенно тем, кто мог известить меня о получении его писем. В своих письмах он писал: «Ошо со мной. Я люблю его, а он любит меня». Эти письма приходили постоянно. А затем он перестал их посылать. Я знал, что это случится. Он любил меня — вот в чем загвоздка.
Если вы любите, вы любите наперекор своему эго, которое только и ждет подходящего случая отомстить.
Иуда, должно быть, любил Иисуса; он и предал его только потому, что сам не ожидал от себя такой любви. Ваша любовь станет опасной для мастера, если вы будете не очень внимательны и осознанны, если вы целиком и полностью по своей воле не откажетесь от своего эго, не позволяя ему пробраться вновь с черного хода. Иначе вы начнете любить и ненавидеть мастера, переходя от любви к ненависти из-за пустяков.
Он все еще любит меня и будет продолжать любить меня всю свою жизнь, вот в чем проблема. А поскольку он все еще меня любит, он будет продолжать против меня выступать. Поскольку он все еще меня любит, ему придется броситься в другую крайность, чтобы подавить любовь. Ему придется сделать это просто для удовлетворения своего эго.
Невозможно делать и то и другое: невозможно одновременно любить и потворствовать эго. А священник создал эго. Страх помогает поддерживать эго. Страх — это пища для эгоизма, а бесстрашие — пища для отсутствия эгоизма.
Поймите это. Хоть вы и хотите любить меня, но любви мешает ваше прошлое.
Я все еще люблю Сомендру и всегда буду его любить. Он прекрасный человек с большим потенциалом, как и у Ниргранты, но ему стало трудно принимать мою любовь. Вы не осознаете своих ограничений. Вы не можете принять даже любовь, потому что с самого детства каждому из вас говорили, что вы ничтожество, не достойное любви.
Вам твердила об этом ваша мать, вам твердил об этом ваш отец, об этом говорили священники и учителя — отовсюду вы слышали слова о том, что вы ничего не стоите, если не докажете обратного. Вас не принимали такими, какие вы есть.
А я принимаю вас такими, какие вы есть. Я люблю вас такими, какие вы есть. У меня нет никаких ожиданий. Я не хочу вас исправлять или улучшать, я не хочу сделать из вас великих, из ряда вон выходящих духовных личностей. Я люблю вас и вашу обычность, и вам это трудно принять. Вы будете отвергать мою любовь. Вот в чем вся сложность — не в моей любви, а в вашем отрицании. Вам действительно хочется, чтобы я вас наказывал!
Если бы я наказал Сомендру, то он был бы тут. Если бы наказание было достаточно жестоким, это не вызвало бы никаких вопросов, потому что вас наказывали с младых ногтей. В сущности, вы извлекли из этого урок: если вас не наказывают, значит, и не любят. Вас наказывала мать, вас наказывал отец, вас наказывали учителя — вас наказывали все, поскольку любили вас так сильно, что хотели, чтобы вы стали какими-то особенными. Поэтому они вас и наказывали — ради вашего же блага.
А я вообще никого не наказываю. Вот в чем проблема, вот в чем вся сложность. Вы не можете принять мое ненаказывание. Я не внушаю вам никакого чувства вины. Если вы испытываете по отношению ко мне отрицательные чувства, я это принимаю. Я не говорю: «Не испытывайте отрицательных чувств, это грех». Я просто говорю: «Наблюдайте за ними, примите их. Это относится к вашему воспитанию. Они легко растворятся; спешить все равно некуда. Я ведь люблю вас со всеми вашими ограничениями и недостатками».