Мистические истории. Ребенок, которого увели фейри
Шрифт:
Официант встал с места, я последовал за ним.
В центре кафе стоял пьедестал, а на нем бронзовая фигура высотой примерно четыре фута. Она изображала человека со знаменем в левой руке; держась правой за лоб, он клонился назад, словно сраженный пулей. У ног его лежала сабля, которую он, очевидно, выронил. Я всмотрелся в лицо: оно нисколько не напоминало Жана Бушона, каким я его запомнил, – ни одутловатых щек, ни бакенбардов, ни сломанного носа.
– Прошу прощения, но с Жаном Бушоном тут нет ничего общего. Скорее я принял бы этот образ за Августа в молодости или, пожалуй, Наполеона. Настоящий греческий профиль.
– Все возможно, – отозвался официант. – Но у нас не было фотографии для образца. Пришлось дать скульптору творческую свободу, и главное, нам хотелось потрафить духу Жана Бушона.
– Понятно. Однако поза противоречит фактам. Жан Бушон свалился с лестницы головой вперед, а этот явно готовится упасть навзничь.
– Это было бы против законов искусства, да и духу Жана Бушона вряд ли бы понравилось.
– Да-да, понятно. Но знамя?..
– Знамя придумал скульптор. Не мог же он вложить Жану в руку кофейную чашку! Как вы можете убедиться, все в целом выглядит преотлично. У искусства свои правила. Обратите внимание – внизу на пьедестале надпись.
Наклонившись, я с некоторым недоумением прочитал:
JEAN BOUCHON
MORT SUR LE CHAMP DE GLOIRE [45]
1870
DULCE ET DECORUM EST PRO PATRIA MORI [46]
– Какое поле брани, – вскричал я, – он ведь свалился с черной лестницы!
– Но, месье, Орлеан весь – поле брани! А как мы в четыреста пятьдесят первом году под водительством святого Эньяна отразили нашествие Аттилы с его гуннами [47] ? А как в тысяча четыреста двадцать девятом под знаменами Жанны д’Арк разбили англичан (месье простит мне невольный намек)? А как в ноябре тысяча восемьсот семидесятого отвоевали Орлеан у немцев?
45
Жан Бушон пал на поле брани (фр.).
46
Dulce et decorum est pro patria mori. – Цитата из «Од» (30–13 до н. э.; кн. III, ода 2, ст. 13) римского поэта Квинта Горация Флакка (65–8 до н. э.). Красна и сладка смерть за отечество (лат.). – Перевод А. Семенова-Тян-Шанского.
47
…как мы в четыреста пятьдесят первом году под водительством святого Эньяна отразили нашествие Аттилы с его гуннами? – В 451 г. армия Аттилы (ум. 453), предводителя племенного союза гуннов, аланов, остготов и др., вторглась в римскую провинцию Галлия (на территорию будущей Франции) и, после взятия ряда городов, попыталась захватить и разграбить Орлеан (в ту пору Аврелианум), но была остановлена подоспевшими в последний момент войсками Западной Римской империи и ее союзников-вестготов. По легенде, до их прибытия епископу Орлеана Эньяну (ум. 453) удалось задержать наступление гуннов при помощи молитвы.
– Все это совершенно верно, – прервал я официанта. – Но Жан Бушон не бился с Аттилой, не сражался под знаменами Девственницы и не гнал пруссаков. «Dulce et decorum est pro patria mori» – слишком сильное выражение для подобного случая.
– Как? Неужели месье не согласен с тем, что здесь выражены чувства возвышенные и патриотические?
– Пожалуй, но они не на то направлены.
– А зачем их направлять? Они и так хороши.
– Но скульптор связал их с Жаном Бушоном, который погиб не за отечество, а из-за банального скандала в кофейне. Опять же, дата указана неправильно. Жан Бушон умер в тысяча восемьсот шестьдесят девятом, а не в тысяча восемьсот семидесятом году.
– Разница всего-то в год.
– Да, но эта ошибка в год вместе с цитатой из Горация и позой, приданной фигуре, внушит любому, будто Жан Бушон геройски погиб при освобождении Орлеана от пруссаков.
– Ах, месье, ну кто же, глядя на памятник, рассчитывает узнать по нему истинную правду об усопшем?
– Иными словами, правду вы принесли в жертву, – возразил я.
– Жертва – это прекрасно! Что может быть благородней, героичней, чем жертва?
– Не в тех случаях, когда жертвуют правдой.
– Жертва – всегда жертва.
– Ну ладно. – Мне не хотелось длить спор. – Действительно, вот поучительный пример того, как из ничего можно сотворить внушительное нечто.
– Как же из ничего? Из монет, которые Жан Бушон у нас украл и набил в свой гроб.
– И больше Жан Бушон не показывался?
– Нет, месье. Впрочем… показался однажды при торжественном открытии памятника. Церемонию проводил патрон. В кафе было полно народу. Присутствовали все наши habitue [48] . Патрон произнес великолепную речь, описал в превосходных выражениях достоинства Жана Бушона: высокую нравственность, ум, заслуги перед обществом и талант политика. Все до единого прослезились, оратора душили эмоции. Мы стояли кольцом, поодаль от памятника, и вдруг увидели (я сам там был и видел ясно, остальные тоже) спину Жана Бушона. Он пристально разглядывал собственный портрет. Месье, я различил даже его черные бакенбарды – они топорщились по бокам. Да-да, сэр, никто не проронил ни звука. Мы все как онемели. Патрон закончил речь, вытер глаза и высморкался. На нас словно сошел благоговейный трепет. Через несколько минут Жан Бушон повернулся к нам, и мы все увидели его одутловатые бледные щеки, жирные губы, сломанный нос, маленькие поросячьи глазки. Он совсем не походил на свой идеальный образ, но разве в этом дело? Скульптор возвеличил покойного и никому не сделал вреда. Да, месье, Жан Бушон оглядел нас, покачал головой и заулыбался – елейной улыбкой, я бы сказал. Потом воздел кверху руки, словно бы призывая на всех благословение небес, и исчез. С тех пор его не видели.
48
Завсегдатаи (фр.).
Меревиги
Живя в Эссексе [49] , я имел удовольствие быть знакомым с майором Донелли, отставником на половинном содержании, который долгие годы прослужил в Индии. Он отличался редкостной наблюдательностью и был настоящим кладезем всевозможных ценных сведений, которыми охотно делился со своими близкими приятелями, в том числе и со мной.
Ныне майора Донелли нет с нами, и мир от этого много потерял. Майора интересовало все: антропология, механика, археология, естественные науки, фондовый рынок, политика. Собственно, какой предмет ни затронь в беседе, любой оказывался в определенной мере ему знаком, и это знакомство майор непременно желал расширить. Подобную личность невозможно не ценить. Меня он просто завораживал.
49
Эссекс – графство на юго-востоке Англии.
Однажды во время совместной прогулки я случайно упомянул так называемые Красные Холмы. Донелли никогда о них не слышал, заинтересовался, и я поделился с ним тем немногим, что знал. Красные Холмы [50] – это возвышения из обожженной глины кирпично-красного цвета, которые встречаются на восточном побережье, по краю маршей [51] . Когда и с какой целью они были устроены, никто с точностью не знает. Выдвигались различные гипотезы, приверженцы упорно их отстаивали, но убедительных свидетельств до сих пор не найдено. Если бы было предпринято тщательное научное исследование, обнаружены, к примеру, кремневые орудия, глиняные черепки или монеты, определено время, к которому они относятся, это облегчило бы задачу тем, кто гадал о назначении холмов. Однако в ту пору, когда я жил в Эссексе, такого исследования проведено не было, и проводилось ли оно впоследствии, мне неизвестно.
50
Красные Холмы — небольшие холмы или курганы красного цвета, встречающиеся на морских побережьях и в приливно-отливных зонах рек Восточной Англии и Эссекса и представляющие собой остатки глиняных очагов, при помощи которых, как установили археологи в XX в., древние жители острова Британия выпаривали соль из морской воды (эта версия далее упоминается в рассказе – еще на правах гипотезы). Относящиеся к бронзовому и железному веку и периоду римского владычества в Британии, эти древние центры солеварения были впервые исследованы в 1879 г.
51
Марши — низменные полосы морского берега, подверженные воздействию высоких приливов или нагонов морской воды.
Я вкратце ознакомил Донелли с некоторыми версиями происхождения Красных Холмов: возможно, они остались от выварки соли, или представляют собой могильники, или же это искусственные фундаменты для рыбацких хижин.
– Вот, в самую точку, – оживился майор. – Мера предосторожности от болотной лихорадки. Вам ведь известно, что обожженная глина – самое надежное средство против болотной лихорадки, этого бича эссекских маршей? В Центральной Африке, в болотистых низинах, аборигены прекрасно об этом знают и строят свои жилища как раз на таких платформах. Послушайте, дружище: мне просто не терпится взять лодку и вместе с вами исследовать для начала оба берега Блэкуотер [52] с ее рукавами и нанести на карту все, какие нам попадутся, красные холмы.
52
Блэкуотер – извилистая река, протекающая с северо-запада на юго-восток графства Эссекс; впадает в Северное море.
– Охотно составлю вам компанию, – согласился я. – Нужно, правда, иметь в виду, что многие холмы срыли, однако их прежнее местонахождение можно легко определить по цвету почвы.
И вот в ближайший погожий день мы наняли лодку (без лодочника, так как рассчитывали грести сами) и отправились в экспедицию. Местность вокруг Блэкуотер равнинная, наклон речного и морского берега такой незначительный, что большое пространство можно в равной мере отнести к суше и водоему. Обширные марши то уходят под воду, то расцветают кермеком [53] , в июне же вспыхивают яркой порослью армерий [54] . На маршах находят себе питание жесткие травы и солерос [55] . Марши расчерчены паутиной, бесчисленные нити которой состоят из воды и ила. Горе тому, кто, оступившись или не рассчитав прыжок, свалится в такую канаву: он по пояс увязнет в иле. Временами, когда высоких приливов не ожидается, на маршах пасут овец. Они умеют перепрыгивать через канавы, а пастух следит за обстановкой и, заметив опасность, гонит стадо прочь.
53
Кермек – род травянистых растений семейства свинчатковые, с мелкими метелкообразными цветками, часто произрастающих на засоленных почвах.
54
Армерия — род травянистых растений семейства свинчатковые, с яркими цветками, собранными в головчатое соцветие; нередко произрастают на морских побережьях.
55
Солерос – род травянистых растений семейства амарантовые, произрастающих на сильно засоленных почвах.