Митральезы Белого генерала. Часть вторая

Оченков Иван Валерьевич

Наконец, все кончилось, и над полем кровавой битвы снова сомкнулась тьма. Немного ошалевшие от грохота и постоянной стрельбы люди получили возможность перевести дух и осмотреться по сторонам. Узнать живы ли их товарищи и проверить нет ли раненных, которым нужна помощь.

Приближалось утро и небо с восточной стороны начало светлеть, предвещая зарю. Солнце еще не поднялось, но света стало больше и солдаты с матросами смогли, наконец, оценить масштабы разыгравшейся перед ними драмы. Перед укреплениями Правофланговой калы сколько мог видеть глаз все

было усеяно трупами текинцев лежащих в самых разнообразных позах, в каких только застала их смерть. Бедные и богатые, молодые и старые, опытные воины и вчерашние дехкане, никогда не державшие прежде оружия в руках — все теперь лежали вповалку на холодной земле и друг на друге, являя собой совершенно апокалиптическую картину.

— Не соврал перс, — еле выговорил пересохшим ртом Будищев, и, схватившись за флягу, сделал несколько скупых глотков, стараясь смочить маленькой порцией воды всю глотку.

— Какой перс? — спросил Майер, жадно смотря, как ходит кадык на небритой шее товарища.

— Перебежчик, — пояснил прапорщик, протянув емкость гардемарину. — Всю жизнь в рабстве провел, а теперь воспользовался тем, что хозяина убили, и дал деру. Я при допросе присутствовал.

— И о чем же он поведал? — заинтересовался этой историей Шеман.

— Ну, по его словам, — счел нужным уточнить Дмитрий, — в Геок-тепе сейчас тысяч десять-двенадцать воинов и примерно столько же мирных жителей.

— Теперь уже меньше, — вмешался Майер и с усмешкой показал заваленное трупами поле.

— И мирными здешние жители могут считаться весьма относительно, — вставил свои пять копеек лейтенант.

— Верно, — согласился с ними обоими прапорщик и продолжил рассказ. — Хлеба в крепость не то чтобы вдоволь, но на месяц или даже два хватит, а вот с мясом затык. Тех баранов, что взяли с собой уже съели, а новых как вы сами понимаете, брать неоткуда. Поэтому они с вылазками и зачастили. Глядишь повезет нанести нам большие потери и тогда Скобелев будет вынужден снять осаду, ну а нет, тоже профит. Едоков меньше.

В этот момент их прервал одинокий выстрел из пушки со стен текинкой цитадели. Видимо, неведомому канониру показалось невыносимо смотреть на поле боя, усеянное его павшими соотечественниками, и он выпалил, чтобы хоть как-то досадить гяурам. Вреда его врагам от этого, правда, не было никакого, ибо снаряд бессильно воткнулся в земляной бруствер и, не подумав разорваться.

— Хорошо взял прицел, сукин сын, — похвалил его только что подошедший Берг. — Ей богу, взял бы его к себе во взвод, случись такая оказия!

— Это ведь из захваченной у нас пушки стреляли? — уточнил на всякий случай Будищев.

— Совершенно верно, — отвечал артиллерист. — Нашим друзьям в Геок-тепе удалось раскрыть секрет стрельбы из современных орудий и, как видите, они делают это с большим искусством. Но вот привести в боевое положение гранату или шрапнель они не догадались, а потому проку от такой стрельбы ничуть не больше чем от чугунных ядер, коими они нас потчевали прежде.

— И что она совсем

не может взорваться? — удивился Дмитрий.

— Только если случайно. Дело в том, что приготовить их для разрыва не так просто. Гранаты надобно распластырить, а в шрапнели, напротив, вкрутить боевые винты.

— Ну и ладно, — потерял интерес к теме подрыва снарядов прапорщик.

Отбитие вражеской атаки на войне — обыденность, но когда она отбита с таким блеском и почти без потерь, почему бы ее не отпраздновать? Тем более, что Майер с Будищевым были молоды и полны сил. Да, смерть бродит где-то совсем рядом, но пока жив надо жить, так почему бы не отметить успех бутылкой вина в хорошей компании?

Сказано-сделано и наши герои отправились к ближайшему маркитанту, устроившему свою лавку практически на передовой. Небольшой участок траншеи во второй линии был немного расширен, чтобы разместить в нем разнообразный товар и обеспечить минимальные удобства продавцу.

Надо отметить, что над головой здесь нередко посвистывали текинские пули, но чтобы обезопасить себя предприимчивый армянин насыпал в освободившиеся из-под товара мешки землю. Труд его не был напрасен и скоро закуток был со всех сторон закрыт самой настоящей баррикадой, именуемой среди военных на французский манер — габионом. [3]

Ассортимент в этой убогой лавчонке совершенно не поражал воображения, но зато она находилась от потенциальных клиентов так близко, что им не надо было идти куда-то еще и потому старый знакомый Будищева — Ашот процветал.

— Дмитрий-джан, дорогой, как я рад тебя видеть! — расплылся в фальшивой улыбке маркитант.

— Привет, — ничуть не обманулся его деланным радушием прапорщик.

— Господа офицеры что-то желают?

— Дай-ка нам братец самого лучшего вина, что у тебя есть! — потребовал пребывавший в приподнятом настроении Майер.

— Вах, у Ашота все только самое лучшее! Вот специально для такого случая приберегал, — с этими словами армянин вытащил из ящика на котором сидел сам изрядно запыленную бутыль из мутно зеленого стекла с запечатанной сургучом пробкой.

— Смотри-ка, — восхитился гардемарин, которого даже бушующая вокруг война еще не успела избавить от некоторой наивности, — даже опечатана!

— Сашка, может лучше водки? — с сомнением спросил Дмитрий. — Ведь один черт знает, что он туда намешал, а беленькой, по крайней мере, не отравимся.

— Вах! Зачем так говоришь! — оскорбился в лучших чувствах маркитант. — Я никогда такие вещи не занимался!

В этот момент в верхний мешок оборонительной конструкции ударила пуля, осыпав всех находящихся внутри доброй пригоршней песка, отчего Ашот тут же присел, продолжая прижимать к себе вожделенную бутыль.

— Ладно-ладно, — поспешил притушить едва не разразившийся скандал миролюбивый Майер. — Дай нам еще, пожалуй, печенья или если есть шоколаду.

— Есть, как не быть, — обрадовался торговец. — Вот, настоящий швейцарский, самого лучшего качества…