Митридат
Шрифт:
– Те-те-те! Серторий не так прост. Он родного отца казнит, если потребуется. Казнит и Луция Магия, чтобы все было гладко. И мы ничего не узнаем!.. Но не в этом суть!
– В чем же, великий?
– А в том, что не в моих правилах выпускать из рук предателей! Да и хочется дать урок другим!.. Горе тому, кто замыслил обмануть меня!
Царь впал в раздумье. Таксил, затаив дыхание, стоял рядом с вопросительной миной на лице.
– Вот что… – сказал царь медленно. – Пригласи сюда Мария и этого… предателя!.. Обоих с почетом!.. Еще приведи Гермократа, Менофана и всех стратегов! На совет!
После ухода
Через несколько минут женоподобный евнух стоял перед царем на коленях, ожидая приказаний.
– Приготовь две одинаковых чаши смерти!
– Повинуюсь, великий! Обе с ядом?
– Обе!.. Внесешь их на подносе, когда я ударю в гонг! Иди!
Появился Таксил и доложил, что все собраны, ждут у входа в шатер.
– Пусть войдут.
Утомленные дневными ратными трудами, едва успев сомкнуть глаза после сытного ужина и чаши вина, стратеги и советники вошли молчаливой толпой и замерли в общем поклоне, с согбенными спинами. После разрешающего слова все распрямились и вопросительно уставились в бледный от внутреннего напряжения лик царя. Последний обвел соратников взглядом, не таким веселым, как перед штурмом, но не лишенным той надменной спеси и язвительной снисходительности, печать которой не оставляла его лица никогда. Он и сейчас держался с величавым спокойствием сверхчеловека, непобедимого полководца, дух которого не могут поколебать неудачи одного или двух дней, ибо его окончательное торжество предрешено свыше.
– Только глупец полагает, что города берут голыми руками! – с едкой миной молвил царь. – Вы сами убедились, что осада городов – тяжкий труд! Да и воины наши еще не освоились с осадными машинами. Завтра, после отдыха и сытного завтрака, они увереннее и смелее пойдут на приступ! Кизик падет!
– Истинно так! – не очень дружно ответили воеводы.
– Но от вас я потребую личной доблести и напряжений всех сил! Тех военачальников, которые потеряют власть над воинами и побегут вместе с ними с поля сражения, буду казнить! Завтра Кизик должен пасть до заката солнца! Без победы – не являйтесь ко мне!
– Слава Митридату! – отозвались все. Только Марий Одноглазый, как и следовало ожидать, нарушил это единодушное общее согласие. Он смело выступил и брюзгливо, скрипучим голосом, повторил свои утверждения. Он опять требовал снять осаду города и повернуть силы против Лукулла.
Все насторожились, ожидая со стороны Митридата взрыва гнева. Но, к удивлению, лицо царя не изменилось, он только усмехнулся.
– Ты верный друг и великий стратег, – сказал он милостиво. – И мы всегда высоко ценили твои мысли!.. Но исполним волю богов, это они повелели нам штурмовать город! В этом велении заложен глубокий смысл. Возможно, осада нужна для того, чтобы укрепить дух наших воинов и полководцев, приучить их к тяготам настоящей войны и только потом направить против Лукулла! Тем, кто штурмовал стены Кизика, будут ли страшны палисады римского полевого лагеря?.. Скажи, Луций Магий, ты согласен со мною?
Лысый советник с заспанными глазами кинулся вперед и протянул белые, как у женщины, руки.
– Твои слова, государь, божественное откровение! – в восторге промолвил он. – С ним не согласится лишь глупец или тайный враг, желающий победы римлянам, а не тебе!
Намек был слишком прям и вызвал некоторое смущение в толпе царских сподвижников. Марий Одноглазый стоял в стороне, бесстрастно глядя мимо лысины недавнего друга и соратника.
– Я всегда выслушивал, Луций Магий, твои советы. Ибо верил, что ты предан своему господину Серторию и верно служишь нашему союзу!.. Но сейчас ты говоришь не то, что думаешь! На твоем языке мед, а в душе яд!.. Плохо, очень плохо!..
Все замерли от неожиданности, почувствовали близкую грозу. Луций Магий покраснел, его лысина покрылась крупными каплями пота. Он с недоумением обвел всех глазами, как бы не понимая сказанного царем. Потом изобразил на пухлом лице мину сожаления и принял достойный вид посла и советника, личность которого неприкосновенна.
– Всегда готов, – заявил он смело, – держать ответ в словах и делах своих перед моим возлюбленным господином Квинтом Серторием! Ибо только он волен признать или не признать мои заслуги перед ним! Он же прислал меня к тебе, великий царь, он и отзовет обратно, когда найдет нужным!..
Луций поглядел вокруг спокойным и насмешливым взглядом. Его выпуклые, водянистые глаза не отражали и тени неуверенности, хотя капли пота стекали с лысины на лицо, падали росой на помятую тогу.
– Нет, Луций, – ответил Митридат, – Сертория ты уже не увидишь!.. Изменников, кто бы они ни были, – я казню сам!
– Изменников? – вскричал высоким голосом Луции Магий. – О великий Митридат, если ты ценишь союз с Серторием, не говори того, что его может разрушить! Посол Сертория не может быть изменником!..
– А это что?!!
Царь показал всем письмо, полученное от перебежчика.
– Подлог, – ответил быстро и решительно Луций. – Это происки врагов!
Письмо было зачитано, и всем стало ясно, что оно подлинное. Ибо в нем говорилось о том, как Луций Магий старается удержать Митридата под стенами Кизика и дать Лукуллу время укрепиться на перевале.
Письмо пошло по рукам, каждый рассмотрел его. Марий взглянул и отвернулся.
– Скажи, Марий, – спросил Митридат, – это рука Луция?
– Да, это его рука или ловкая подделка его почерка.
– А ты, Луций, упорствуешь и не признаешь себя предателем?
– Не предатель я и не изменник! – ответил тот. – Это происки моих недоброжелателей и завистников!
– Позовите перебежчика!
Ввели Публия, но очная ставка ничего не дала, так как Публий никогда не видел Луция Магия. Он лишь подтвердил, что поддерживал с последним тайную связь, как с соглядатаем. И стал перечислять полученные от Луция сведения о войске царском, его снабжении и замыслах царя. Присутствующие сдержанным ропотом выразили свое возмущение.
– Э, государь! – ответил бесстрашно Луций. – Эти сведения известны всем, кто окружает тебя. И передать их Лукуллу мог кто-то другой! А я чист и невиновен! Письмо это – гнусная подделка!.. Свидетели боги!
– Ты кстати упомянул богов, Луций, – ответил Митридат спокойно. – Только они знают правду… Так передадим же это спорное дело на суд богов! Согласен?
– Боги знают правду! Боги придут на помощь! – скороговоркой заговорил обвиняемый, поспешно соображая, достаточно ли он был щедр к Гермею, от которого, видимо, потребуют испросить волю богов через жертвенное гадание.