MMIX - Год Быка
Шрифт:
А в чем собственно главный пафос сахаровских «Размышлений» и ещё одной, главной самиздатовской работы Турчина – статьи «Инерция страха»? Если вернуться к нашей метафоре – русский Медведь не желает вновь становиться медведем. Родившаяся в обличье дикого зверя новая русская цивилизация очень дорогой ценой Победы в страшной войне заплатила за свое постепенное преображение в человеческий облик. Однако послевоенный роман русского Медведя с современной наукой нёс в себе не только вдохновляющее духовное преображение, но и риск вырождения в бездушного монстра милитаристской империи. Поэтому академик Сахаров заслуживает доброй памяти хотя бы за попытку не допустить такого перерождения, и тем более этого заслуживает Турчин. Ещё и потому, что в отличие от Сахарова он не был защищен «брендом», академическими и геройскими регалиями.
За все в жизни приходится
Но может быть, у русского Медведя и вовсе не было шансов, и 40 лет назад иссяк потенциал, заложенный Капицей и Курчатовым, Бартини и Королевым? На этот вопрос абсолютно однозначный ответ дает книга Турчина «Феномен науки», которая в 1969-м уже была набрана в типографии для издания, но в результате всех политических событий так и не увидела свет в Советском Союзе. Впервые на русском ее издали только в 93-м. Нет смысла и возможности пересказать содержание этой книги, оно слишком плотное и цельное, чтобы ужать ее до краткой рецензии. Поэтому поступим по-другому, попытаемся обозначить место, которое было по праву предназначено ей в судьбе нашей Принцессы – современной науки.
Как вы должны помнить, мама нашей Принцессы умерла сразу после ее рождения. Согласно правилам нашей расшифровки символов речь идет, очевидно, о картезианской науке, скончавшейся при рождении современной квантовой физики. Хотя при этом все фрейлины – философия, идеология и прочие гуманитарные приложения сохранили верность прежней картезианской картине мира, хотя и не чаяли сердца в новорожденной, сохраняя ее в строгой изоляции от остальной части элиты. Если говорить совершенно серьезно, уже без метафор, то современная наука как сообщество повторяет в своем развитии те же самые фазы, что и картезианская наука. Но повторяет в ускоренном темпе, на совершенной иной ресурсной основе и в новом практическом качестве. Я не буду приводить подробную аргументацию – кому интересно, могут посмотреть в книге «Государство и Традиция». Но сравнение биографий прежней и новой науки приводит нас к довольно любопытным параллелям.
Опустим моменты рождения двух научных сообществ и зафиксируем момент первого появления на широкой публике. Для картезианской науки таким моментом является Открытие Америки. Ошибочное сообщение Колумба об открытии западного пути в Индию сделало фактом общественного сознания шарообразность Земли. Это означало качественное усложнение структуры сознания – видимая реальность плоской земли оказывается мнимой, а абстрактное представление о Земном шаре становится подлинной реальностью. Привыкнув к этому несовпадению видимости и реальности, следующим шагом уже можно принять систему Коперника вместо Птолемея. Следующим естественным шагом распространения нового мышления – абстрактного, но все ещё отождествляемого с реальностью – становится его распространение Декартом на всю видимую Вселенную. Абстрактные модели Земли, Солнечной системы и Вселенной дополняются методиками, выраженными в законах Галилея, Кеплера и Ньютона. Наконец, окончательным завершением экспансии картезианского мышления становится дерзкая попытка распространить его на сам субъект познания. Кант создаёт абстрактную модель Чистого разума, а Гегель формулирует законы диалектики. Однако, вершина познания, видимое завершение абстрактного картезианского мировоззрения парадоксальным образом оказывается проявлением всех заложенных в нем противоречий. Идея «вещи в себе» взрывает тождество абстрактной модели и реальности, а идея эволюционной космогонии открывает путь к модернизации картезианской науки, завершающейся ее смертью и рождением современной Науки.
Теперь, собственно, параллели в этапах развития современной Науки. «Открытию Америки», увы, соответствует первое применение атомной бомбы этой самой Америкой. Как там пел Министр-Администратор: «Пальнул я в девушку, пальнул в хорошую?». Типично американский подход, Вы не находите? Однако затем в судьбу Принцессы вмешивается русский Медведь. Настоящий коперниканский переворот в глобальном
Впрочем, мы ещё не завершили проведение параллелей. Распространение универсальной научной философии Декарта по времени примерно совпадает с формированием универсальной Вестфальской системы. И научная мысль, и международная политика получают автономию от идеологических догм. Примерно то же самое на новом витке развития происходит в Международный геофизический год, когда русский Медведь запускает первый спутник.
Однако в полной мере влияние на современников картезианское мировоззрение получило после открытия Ньютоном закона всемирного тяготения. Знание о законах природы – вот подлинная высшая степень свободы. Поэтому демонстрация этой свободы от земного притяжения русским Медведем 12 апреля 1961 года – такой же момент истины в биографии современной науки, как и падение ньютонова яблока для науки картезианской.
Нужно ли специально разъяснять читателю, в чём состоит самое главное отличие современной науки от классической? Наверное, придётся. Хотя внимательный читатель, наверное, уже заметил, что для достижения феноменальных результатов современная наука требует, во-первых, сильных партнеров, готовых вкладывать огромные ресурсы, но самое главное – умеющих создавать сложнейшие системы и управлять ими. Хотя сами Королёв или Курчатов вряд ли имели достаточно времени для философского осмысления своей работы, но именно умение организовать работу множества ученых с огромными массивами информации было и остается главным в современном научном процессе. В философском плане можно сформулировать отличие современной науки так: Если картезианство полагает информацию одним из свойств материального объекта, то современная наука имеет дело со сложными процессами, материальная и информационная составляющие которых, вообще говоря, независимы и одинаково важны. Именно поэтому первое появление в свете нашей Принцессы практически совпало с рождением новой научной дисциплины – кибернетики. Поэтому после достижения прорывов в управлении энергией и материальными объектами дальнейшее развитие современной науки было также обращено к самому субъекту познания.
Теперь собственно можно сформулировать основной тезис: именно русский ученый и философ Валентин Турчин и его книга «Феномен науки» может претендовать на то же место в судьбе современной науки, какое Иммануил Кант и его «Критика чистого разума» занимает в истории классической картезианской философии и науки. При этом книга Турчина вполне удобочитаема даже для студентов, но зато строго следует заветам Канта в другом, применяя последовательный эволюционный подход к развитию абстрактных познающих систем.
Для своего времени такая книга была безусловным научным и философским прорывом, оставаясь при этом в строгих рамках современной науки. К сожалению для неё, своё прорывное значение турчинский «Феномен науки» сохраняет по сей день. Поскольку ни до, ни тем более после развала Советского Союза никто из многочисленных философов, методологов, «системных аналитиков» даже близко не подошел к такому уровню философского освоения и концептуальной систематизации разнообразных научных знаний. Именно в этом моменте кроется принципиальная разница в судьбе Канта и Турчина и судьбе их книг. «Критики» Канта вышли в свет и повлияли на развитие всей европейской науки, в рамках которой они и рождались. Книга Турчина не вышла в свет в Советском Союзе из-за политической активности ее автора. Трудно сегодня представить, насколько эта книга и авторитет ее автора оказали бы влияние на научную и философскую мысль в Советском Союзе, особенно в критический период «ускорения и перестройки». Так же сложно, глядя из России, выявить степень влияния книги Турчина на бурное развитие информатики в США, где автор и книга нашли прибежище.