MMMCDXLVIII год(Рукопись Мартына Задека)
Шрифт:
Она еще не моя! Но день, два, три, неделя, месяц, год… все равно! иногда, минута блаженства покупается целою жизнью!..
Скорыми шагами пошел он к решётке сада. Свистнул… Никто не отозвался.
— Их нет! Верно щука по следу идет! Опять терпенье!
Он прислонился к решётке.
— Чудная мысль! — прошептал он вдруг, сдвинув назад шапку свою. — Иоанн! Да!.. Испытаю счастие земное над самою бездной!.. там, оно совершеннее!
Несносен мне путь, по которому или я шел в след за другими, или другие могли идти в след за мною!
Что за слава, победить людей и силой, и обманом, и лестью, и добром? Победить собственное малодушие!.. Судьба играет людьми,
Но смолкни, вспыльчивая мысль моя!.. великое намерение должно таить и от самого себя!
Шум вёсел разбудил уснувший Босфор. Неизвестный опять свистнул. Послышался ответ. Шлюпка подъехала.
— Где были?
— На утёке.
— Ага!.. Притвори же калитку, как умеешь! — сказал он и вскочил в шлюпку.
— Готово! — произнес чрез несколько минут грубый голос, и ладья покатилась по Босфору, так быстро, что струи следа её светились.
Часть вторая
Он хотел принять на себя образ Ангела, и уподобился Ангелу падшему.
Время, сгладившее горы, иссушившее океаны, разрушившее миры, потушившее солнца, затеплившее новые светила, мирно текло. Любя частые, но всем преобразования, оно, казалось, довольно было новым порядком, восстановленным на земном шаре; — должно было ожидать постоянства. Покров грубых заблуждений опал с понятий, души возжглись, тела оживились, солнце сделалось щедрее для природы, влияния луны стали благодетельны, стихии примирились, а люди дружелюбно разделили землю по родству племен. Нравственная часть богопочтения, одинаковая с самого начала Христианства у всех народов, после переворотов в средних веках, превозмогла наконец предрассудки наружного богопочтения и совершенно искоренила ненависть, происходившую от различия понятий.
В сие-то время, названное в Истории благословенным, на Босфоранским престоле восседал Иоанн, прозванный любимым.
Достоинства Царя определяются любовию к нему народа. Иоанн был боготворим.
Оградив твердою защитою верного слова, границы западные, северные и восточные, Иоанн видел еще южное небо покрытым тучами, нарушающими тишину в садах Архипелагских, и не мог быть спокоен.
Между островами Средиземного моря морские разбои так укоренились, что островитяне и жители прибрежные не имели способов защищаться от них, и были лишены того спокойствия, которым пользовались внутренние земли.
При начале царствования Иоанна, дерзость Стаи Нереид (так называли себя Пираты, новые Киликийцы) до такой степени увеличилась, что повсюду была главным предметом страха и рассказов. Безнаказанно носилась она по морям, как буря, от которой нет спасения. Торговля остановилась, сообщения прервались.
Путь чрез Средиземное море совершенно опустел; никто не хотел везти богатство свое на поклон Предводителю Стаи Нереид, известному под именем Эола.
Как древний Изидор, преступный Владыко Олимпа, Фазелина и Изоры, он имел у себя 50 надежно вооруженных кораблей и множество налетов [3] . Его разбои пользовались какою-то законностью, как в Афинах воровство Гермогена. Никто еще не восставал на злодеев и не усмирял их; ибо, укоренившееся зло, между привычными ко всему людьми, часто пользуется каким-то правом, как будто необходимым для общего блага. Люди снисходительнее к порокам, нежели к слабостям.
3
Легкое судно.
Но Иоанн не равнодушно снес первое известие о нападении на отряд своих кораблей, шедший в Босфоранию из Западного Океана.
Никому, не объявляя своих намерений, он вооружил сильный флот, сел на Орла и понесся в Эгейское море, где рассеяны были в то время корабли Эола. Между тем, тайными повелениями всем морским силам, находившимся в пристанях островов в набережных, определено было в назначенный день стекаться и Олинту, и по грому орудий вступать в бой с кораблями, на которых не будет выставлен зелёный флаг.
Внезапное появление Флота царского не устрашило Эола; он собрал всю свою стаю и считал Иоанна своею добычей. Близ Лемноса встретил он его и ударил всею стаею кораблей своих, как дух тьмы, хотевший некогда потушить солнце.
Иоанн, не вступая в решительную битву, быстро склонился к заливу Олинтскому. Эол преследовал его.
Приблизясь к пристани Олинта, Иоанн вдруг обратил свои силы и вступил в бой.
Быстрота, лёгкость, искусство и навык Эола превозмогли бы многочисленную морскую силу Иоанна, не привычную к действию; но внезапное появление вспомогательных военных кораблей с тыла, расстроило Стаю Нереид. Пираты бросились искать спасения в бегстве; спасения не было. Окруженные со всех сторон, они с отчаянием сцепились с кораблями победителя; но упорство было напрасно, и они сдались. Из всех кораблей Эоловых, один только спасся от плена; как громовая стрела опалил он ряды кораблей Иоанна, и пробился сквозь них. На нем был сам Эол.
Предприятие сие уподоблялось подвигу Помпея, когда, предположив истребить одним ударом Пиратов Киликийских, бичей моря, он разослал по Понту Эвксинскому и по Океану корабли свои, запер все сообщения, и таким образом, обложив сетями все приюты морских разбойников, истребил их и дал свободу морям.
Водворив спокойствие и в области морей, Иоанн пожелал видеть царство свое, земли и воды чуждые, чтоб иметь ясное понятие о мире, созданном для человечества, и о человечестве, созданном для причины сокровенной. Он отправился, как уже было выше сказано, путешествовать.
Возвращение его было торжеством для столицы; но Иоанн стал задумчивее; величие души и доброта её, яснее выразились, во, всех чертах его, но взоры стали ко всему равнодушнее. Все желали отгадать причину сей перемены, хотя она имела влияние только на наружность Иоанна.
Полученные, во время гостиного вечера у Блюстителя мира известия из Галлии, также были для всех любопытною тайною. Сношения государственные не скрывались и не могли скрываться от Совета; но последнее, никому не объявленное, должно было касаться, или лично до Иоанна, или заключать в себе новость неприятную, которую он желал таить от всех, чтоб продолжить общее спокойствие.
Молчание Иоанна порождало толки, соображения, выводы, заключения, и было главным основанием разговоров, — ибо, часто, мысль Царя есть участь народа.
— Худой знак, — говорили одни, — верно война с западным соседом.
— Не может быть — возражали все те, которые были с Иоанном, но время путешествия, — Иоанн расстался с Тором, как истинный друг.
— Зачем же оставлен там Ведатель Рован и отряд охранный, сопутствовавший Иоанна?
Заключениям не было конца, а задумчивость Иоанна была еще для всех тайною, как размышления Архимеда, но время падения Сиракуз.