MMMCDXLVIII год(Рукопись Мартына Задека)
Шрифт:
Праздник Охоты в долине гротов, совершенно возмутил весь двор, а наконец и всю Босфоранию.
В день Св. Петра, любители охоты, в легких одеждах, на быстрых конях с запасом стрел, копий, пращей и ручного огнестрельного оружия, с собаками и соколами, собрались в долину гротов, находящуюся в расстоянии двух часов езды от города.
С одной стороны долины, пространный охотничий лес, населенный разными зверями, обведен был тенетами и уставлен капканами.
На лугу равнины, между крутыми скатами гор, устроены были пространные ограды, для травли и борьбы зверей с силачами, которые носили прозвание Леших. Особенные поприща были устроены для скачки и для метания стрел, за выпускаемыми птицами.
На скате левого берет долины были устроены народные увеселения и зрелища. В наметах показывались живые звери всех стран. При каждом был рассказчик, которого называли Эзопом. Обязанность его состояла в том, чтоб показывать любопытным зрителям басни, в лицах и описывать свойства животных, сравнивая их с свойствами людей. Часто, для совершенного подобия, звери и птицы были наряжаемы в различные одежды, сообразно сходству их с людьми; например, медведь, в кафтан грубого и необразованного; лиса, в древний оклад придворного… Только свинья и осел не имели особенной одежды, как космополиты; ибо для них везде хорошо, где только можно найти грязную лужу, нечистоту и сноп гнилой соломы.
Несколько часов уже как охота началась; звуки рогов раздавались и вторились в ущельях гор. Стечение народа в долине гротов волновалось как море; но все еще толпы оного тянулись по дороге Босфоранской.
Перед вечером, на вершине горы, раздался звук вестового орудия; это был знак прибытие Иоанна, принимавшего всегда участие в народных празднествах и увеселениях.
Верхом, на белом арабском жеребце, с своими сановниками, пронёсся он между народом и мимо всех зданий, наметов и охотничьего лагеря. Встречаемый и провожаемый повсюду приветствием радостного народа, он остановился подле мраморного водомета, находившегося на правой стороне долины, в некотором отдалении от поприща охоты и зрелищ, отдал коня и пошел по дерновым ступеням лестницы, которая вилась под тенью густого кустарника в царский грот, вырубленный в возвышенности скалы. Внутренность грота сего была украшена роскошью простой природы, а снаружи висела беседка с золотой решёткой. Отсюда было видно все празднество охоты.
Здесь было место отдыха Царя, и место ожидания охотников, приходивших к нему на поклон с добычею, и приглашавших на охотничий пир, которым обыкновенно и заключался сей день.
Иоанн не любил окружать себя толпою придворных; и потому собственно при нем были всегда только два дневальных воина охранной сотни, и Князь, Любор его любимец. Все прочие, принадлежавшие к двору и пышности царской, составляли в некотором отдалении особый круг.
Но в этот день Иоанн, расположенный к уединению, удалил от себя и любимца.
Вдали раздавался шум игр народных; вблизи нарушал тишину только высокий водомет, падающий в яшмовый бассейн.
Два дневальных воина, находившиеся при Иоанне, стояли при входе в грот, успокаивая двух царских жеребцов, которые рвались друг к другу, и кажется хотели броситься в драку.
— Отойди дальше! они перегрызутся и нас с тобой поколотят! — сказал один из дневальных.
— Как враги смотрят друг на друга! — говорил другой, отдаляясь с заводным вороным конём.
— Дай им волю, оба на месте лягут!.. Какое горло!.. Тс!
— Что можно дать за такого?
— Ничего не дам! Охота навязать на шею хлопоты! Стели постелю, целой день чисти, да еще и узду держи обеими! Нет, друг, тоска возьмёт! Мой конь не плясун, за то рысью на нем двадцать часов в день!.. Ну! Тише, проклятый!.. Что там еще за лошади? Видишь, поднял уши, как рога!..
— Эге! сюда скачут!
Вскоре подъехали трое верховых, в дорожных плащах; они остановились подле грота и сошли с лошадей.
— Властитель здесь? — спросил один из них.
— Здесь! — отвечал дневальный.
— Доложи, что привезены депеши из Западного Царства.
— Западного Царства? Властитель велел об депешах тотчас докладывать… да как доложить?..
— Подержи кто-нибудь из вас коня.
— Нет, любезный, держи сам, а мы и без доклада войдем!
С сими словами приезжие привязали лошадей своих к дереву, и не говоря ни слова вошли в грот…
— Что ж ты пустил без доклада? — сказал с сердцем дневальный, державший белого арабского жеребца.
— А ты за чем впустил?
— На чьи ж руки отдать жеребца?
— А у меня, пусты, что ли?
— У тебя заводной.
— Не тот-же чорт!
— Ну, смотри будет тебе беда, что впустил без доклада.
— А тебе что будет? Так пройдёт?
— Ну, что будет то будет! — сказал первый, но подумав, продолжал:
— Послушай, разве сам Властитель скажет Сотнику, что депеши без доклада вошли, а я уж не скажу никому!
— Это здоровее! Терпеть беду, так уж вместе.
— Эге! Властитель идет, подавай жеребца!
Иоанн с наклоненною на глаза шапкою, спустился с лестницы, подошёл к вороному жеребцу, вырвал узду из рук дневального, сел верхом и поскакал по дороге к городу.
— Ну, друг, Властитель что-то хмурен, быть беде! Смотри, молчи, ни слова! — сказал один воин другому; и они помчались в след за Иоанном.
Вестовая пушка, на горе, возвестила удаление Властителя. Как после сильного удара грома мертвеет вся природа, так шум народный вдруг замолк в долине. Какое-то недоумение выразилось в общем молчании, казалось, что удовольствия повсюду прекратились. Свита царская понеслась в след за Иоанном.
При самом входе в грот стояли двое из приехавших к оному неизвестных в дорожных плащах. Они следили взорами удаление Иоанна.
— Ну, да здравствует новый Царь! — произнёс один из них; смех его отозвался в гроте и между скалами.
— Да здравствует! — повторил другой, — да не отяготит его бремя царствования, и да не забудет он уплатить нам долг свой, а не то….
— Не то… концы еще не в воде, а у нас в руках! — сказал первый.
— Не худо придумано, Эвр! — произнёс другой; и они скрылись по тропинке, идущей от грота в густой томарисковый кустарник.