Мне – 65
Шрифт:
Если же рукопись все же проходила в печать – эти люди умеют пробивать и проталкивать, – то тут же распространялся слух, кто «все самое интересное» вырезала цензура. И что автор находится чуть ли не в «черных списках». Я прекрасно знаю, что эти авторы никогда-никогда и близко не были к «черным спискам», но общественному мнению нужны герои-борцы, и вот эти люди прекрасно имитировали борьбу с деспотическим режимом, в то время как настоящие борцы влетали в «черные списки», отправлялись в лагеря, попадали в психушки.
Я застал и присутствовал при очень мерзкой игре весьма ловких ребят от литературы, что сумели поставить себя в роли борцов. Это автоматически зачислило
Кстати, даже сейчас в Ленинграде, а теперь Санкт-Петербурге, писателями, к примеру, считают только тех, кто сидел и сидит с открытым ртом на определенных семинарах, а остальные авторы как вроде бы и близко к литературе не стояли. Ничего не забыли и ничему не научились, как сказал кто-то о Людовиках. В Питере смена режима тоже не заставила по-другому посмотреть на реальность и увидеть, кто есть ху на самом деле.
Тема бессмертия в литературе – запретная тема! Почему, зачем – понять я не мог, но всегда сражался против этой нелепости. И хотя это походило на сражение муравья со стадом слонов, все же я не отступал и… вот оно пришло время и бессмертных троих из леса, и трансчеловеков, и вообще рассыпались железные стены запретности.
Но тогда нельзя было сказать доброго слова о бессмертии, разрешалось только пинать его, уничтожать, изничтожать, оплевывать, обличать, а также обязательно доказывать, что нет ничего прекраснее человеческого тела, что только в человеческом теле надо жить и оставаться в нем всегда и при всех обстоятельствах. Для подтверждения этого идиотского тезиса шли косяком, как рыба на нерест, рассказы и повести, где к умирающему калеке приходит ученый и умоляет либо переселиться в тело киборга, либо в тело выращенного клона, и почти всегда герой гордо отвергает и умирает. А в тех отдельных случаях, когда поддается слабости и переселяется – надо же дать что-то интересное! – вскоре горько раскаивается и обрывает жизнь самоубийством.
Меня всегда это удивляло, а потом и начало бесить. Культ человеческого тела – это эллинизм, кто знает, тот сразу вспомнит, кто такие эллинисты. Это те, кто предал свой народ и вместе с греками уничтожали его усердно, а потом еще встащили свинью на алтарь, сварили и съели.
И не фиг кивать на Библию, мол, каким Бог сотворил человека, таким должен и помирать, – это дурость и непонимание: под руководством Бога человек совершил обрезание, то есть редактировал созданное Богом, что значит положил начало изменениям. Потом начали делать костыли, искусственные зубы, челюсти, протезы, сердечные клапаны, пошли пересадки сердца, почек…
Читая рассказы, как умирающий калека отказывается от бессмертия, я всякий раз спрашивал себя: неужели это только я такой урод, что вот прямо сейчас, будучи молодым и сильным, здоровым, мастером спорта, у которого жизнь впереди, взял бы и охотно переселился бы в тело киборга или даже гигантского компьютера? Ведь это же столько новых возможностей, это же так много можно узнать, ощутить, совершить!
Ессно, на меня смотрели с отвращением, а рассказы о бессмертии, где оно не топталось ногами, мне тут же заворачивали. Да, я допускаю, что и такая идея о бессмертии, как о его неприемлимости, может существовать в литературе, но это жутко, когда она объявляется единственно верной и вообще – единственной! С одной стороны – тоталитарная власть, с другой – эта литературная мафия, преследующая свои узкоклановые цели и растаптывающая всех, кто не поцелует кольцо на руке дона.
Да ладно-ладно, я же не указываю пальцем?
Распухли грудные железы. Боли нет, но подходит весна, а там наступят летние месяцы, когда придется снять верхнюю одежду, а у меня эти безобразные наросты…
Сходил к врачу, тот стал весьма серьезным. Позвал коллег, посовещались и немедленно переправили в институт онкологии. Там взяли анализы и довольно скоро прозвучало слово «cancer». К счастью, еще сравнительно ранняя стадия, хоть и не самая начальная. Приговор: срочно срезать обе грудные железы. Немедленно, пока не дало метастазы. Я ощутил отчаяние: а как же на пляже? Для кого-то пустяк, есть же люди, что вовек не видят моря или реки, но я родился на берегу реки, плаваю как рыба, стал мастером спорта по гребле, привык красоваться на пляже… Если сынок богатых родителей может бахвалиться отцовской машиной, то чем еще бахвалиться бедняку, как не своей мускулистой фигурой, если она есть? Но если срежут грудные мышцы, я буду настолько обезображен, что никогда-никогда уже не выйду в одних плавках на пляж, да и с женщинами… гм… хоть снова возвращайся к старым временам, когда обязательно надо было погасить свет до того, как начнешь раздевать женщину и раздеваться самому.
Сейчас, когда фигура для меня уже ничего не значит, хотя я по-прежнему поддерживаю ее в форме, я решился бы на операцию без колебаний. Ну, наверное бы, решился. Но мы все проходим через возраст, когда внешности придаем чересчур большое значение. Да что там внешности: разве не у нас в стране совсем недавно шла жестокая война за узкие брюки? Разве я не участвовал в этой войне со всем пылом и яростью, достойными лучшего применения?
Но мой дедушка умер от рака, не дожив до пенсии. Еще от рака умер дед Савка, и тоже очень рано. У моей мамы опухоль из мозга удалили сравнительно вовремя, и хотя она оглохла на одно ухо и постоянно слышит с той стороны шум, однако выжила, справилась, приспособилась к новому образу жизни, сейчас прекрасно себя чувствует. Так что рак у нас – наследственное.
Да, я отказался от операции. Даже на химию не пошел, а там же в институте глотал по два десятка одних таблеток, по два – других, чистил организм, жрал траву и молодые листья с деревьев, плюс – дикая уверенность фанатика, что со мной ничего не случится, что выживу, не умру, небо не допустит, чтобы я ушел из жизни раньше, чем совершу нечто предназначенное и предначертанное.
Не так важно, великое или малое, но главное – я не совершил, чувствую, что не совершил. Значит, я должен, я обязан жить!
Моя наглость и сверхуверенность в том, что я нужен, что без меня все мироздание застопорится, звезды перестанут вращаться, – сработали. Очень медленно опухоли начали спадать. Правда, лето пришлось пропустить: показаться на солнце – вызвать новый неконтролируемый рост опухолей, но к осени почти все пришло в норму, а зимой уже я сам не находил признаков опухолей.
Для меня главное было в том, что, как сказали бы сдвинутые на йоге, я вышел на качественно новый уровень самосознания или самообладания, уж не знаю, как вернее. На этот раз я не изнурял себя сыроедением, не так уж и чистил организм: в основном твердил себе как баран, что я – здоров, у меня все не просто великолепно, но и становится все лучше и лучше.