Мне бы хотелось, чтоб меня кто-нибудь где-нибудь ждал
Шрифт:
Они слушают «Fip». Хорошая радиостанция: классическая музыка — это надежно, а музыка разных народов всегда создает впечатление, что ты открыт всем ветрам мира, и короткие выпуски новостей — такие короткие, что чужие несчастья не успевают пробраться к тебе в салон.
Они проехали пункт оплаты за проезд. Они так и не сказали друг другу ни единого слова, а до дома еще ох как далеко.
«Опель»
Ну, вот она я, иду по улице Эжен-Гонон.
Это целая программа. Заданный маршрут.
Да вы что? И правда не знаете улицу Эжен-Гонон? Бросьте, вы меня разыгрываете!
По обе стороны этой улицы стоят маленькие каменные домики, в маленьких садиках ухоженные лужайки, на окнах — навесы из кованого железа. Знаменитая улица Эжен-Гонон в Мелоне.
Ну конечно вы знаете Мелон… Тюрьму, сыр бри — которому не помешала бы лучшая реклама, — и железнодорожные аварии.
Мелон.
Шестая зона по проездному билету.
Я несколько раз в день прохожу по улице Эжен-Гонон. Четыре раза в общей сложности.
Я иду на факультет, возвращаюсь с факультета на обед, затем снова на факультет и обратно.
К концу дня я как выжатый лимон.
Ну, внешне это никак не проявляется, но себя-то чего обманывать! Десять лет подряд по четыре раза на дню ходить по улице Эжен-Гонон в Мелоне, направляясь на факультет права, чтобы сдать экзамены и получить наконец специальность, которая тысячу лет никому не нужна,… Гражданский кодекс, уголовный кодекс, лекции, конспекты, статьи, абзацы наизусть и бесконечный Даллоз /Даллоз — Виктор Алексис Дезире (1795-1869). Французский юрисконсульт. Создал вместе с братом Арманом издательство, опубликовавшее «Справочник по французскому законодательству и общему праву»/ — полный набор удовольствий! И все это ради профессии, которая заранее вызывает у меня отвращение.
Ну признайте — есть от чего дойти до ручки к концу дня.
Итак, в данный момент я в третий раз на сегодня прохожу привычным маршрутом. Я пообедала и решительным шагом возвращаюсь на юридический факультет Мелонского университета… Гип-гип, ура! Закуриваю. Обещаю себе — это последняя!
И сама же смеюсь: две тысячи первая последняя в этом году…
Иду вдоль маленьких белых домиков. Вилла «Мари-Тереза», вилла «Радость моя», вилла «Тихое гнездышко». Весна. У меня начинается депрессия. Нет, ничего серьезного не происходит: ни крокодильих слез, ни транквилизаторов, ни отсутствия аппетита, ни желания закрыться у себя и никого не видеть.
Просто меня все достает — как это ежедневное «четырехразовое» путешествие по улице Эжен-Гонон. Кто знает, тот поймет.
Не вижу тут никакой связи с весной…
Погоди-ка. Весна. Птички галдят на тополиных ветках с набухшими почками. Коты устраивают по ночам адские разборки, селезни обхаживают уток на берегах Сены. И еще влюбленные. Не говори мне, что ты их не замечаешь, они повсюду. Слюнявые поцелуи, джинсы, которые вот-вот лопнут в районе ширинки, шаловливые ручонки и ни одной свободной скамейки. Я от этого с ума схожу.
Шизею. Вот и все.
Завидуешь? У тебя никого нет?
Я? Завидую? Мне — одиноко? Неееет, конечно, нет… ты что, издеваешься?
(…)
Пффф, несешь невесть что. Не хватало мне только завидовать этим придуркам, задолбавшим всех своим желанием. Черт-те что.
(…)
Ну да, да, да! Я завидую! Что, не заметно? Может, тебе очки дать? А то ты не видишь, как я завидую, как дохну от зависти, как мне не хватает лююююббвви.
Не видишь, да? Ну, тогда уж и не знаю, что еще тебе нужно…
Сама себе я напоминаю персонаж художника Бретешера: девушка сидит на скамейке, на шее у нее картонка, на картонке написано: «Я хочу любви!», — и из глаз ее фонтаном брызжут слезы. Ну вылитая я. Всем картинкам картинка.
Нет, я уже не на улице Эжен-Гонон (у меня все-таки есть чувство собственного достоинства), я в «Прамод».
«Прамод» несложно себе представить, они есть повсюду. Большой магазин, забитый недорогой одеждой — среднего качества, ну ладно, скажем — пристойного качества (я же не хочу, чтобы меня уволили!). В «Прамод» я работаю, зарабатываю деньги — это мои сигареты, мой кофе-эспрессо, мои ночные тусовки, мое дорогое белье, мой любимый Герлен, моя косметика, книжки, походы в кино. Короче — мое все!
Я ненавижу работу в «Прамод» — но что поделаешь? Носить дешевые тряпки, брать фильмы напрокат в видеоклубе Мелона, записываться в очередь на последнего Джима Харрисона в муниципальной библиотеке? Нет уж, лучше сдохнуть. Или работать в «Прамод». Да и вообще, если хорошенько подумать, то обслуживать толстушек-модниц гораздо приятнее, чем задыхаться от вони горящего масла в «Макдональдсе». Проблема в моих коллегах. Вы скажете — ну, девочка, проблема всегда в коллегах.
Ага, конечно, но вы наверняка не знакомы с Мэри-лин Маршандиз. (Кроме шуток, управляющую центральным «Прамод» в Мелоне действительно зовут Мэрилин Маршандиз /Игра слов: по-французски «marchandise» — товар…/ Это судьба.)
Итак, ну конечно, вы ее не знаете, а между тем она самая управляющая из всех управляющих «Прамод» во Франции. И вульгарная до ужаса.
Не знаю, как бы ее лучше описать. Дело даже не в ее внешности, хотя… ее отросшие крашеные волосы, черные у корней, мобильник, болтающийся у нее на бедре… Фу, гадость… Но, думаю, дело все-таки в ее душе.
Невозможно описать, что такое вульгарная душа.
Вы только посмотрите, как она разговаривает со своими служащими. Как с ничтожествами. У нее брезгливо оттопыривается верхняя губа — должно быть, она считает нас жалкими личностями, абсссолютными кретинками. Ко мне она относится хуже всего. Я — интеллектуалка. Из тех, что делают меньше орфографических ошибок, чем она сама, — а это доводит ее до исступления.
«Магазин будет закрыть с 1 по 15 августа».
Погоди, дорогая… тут у нас проблема.