Мне нельзя тебя хотеть
Шрифт:
— Я не врала… — произнесла сдавленно, но из-за шума ударов сердца в ушах я не сразу расслышал.
— Знала, кто я… Знала, что будет, но позволила мне кончить внутрь, почему тогда, объясни, Даша?
— Я не врала! — заорала в лицо, с силой толкая в грудь, и меня прошибло яростью в льдисто голубом взгляде. — Я правда принимала таблетки, и не могла забеременеть. Поэтому тест был отрицательным. Я не могла залететь от тебя…
Эти слова как куб ледяной воды обрушились на меня, и я застыл.
— Я не врала, мне врач прописала курс
Не врала. Не обманывала. Не пыталась привязать меня к себе ребенком.
— Зачем? — вылетел вслед за ней, дернул за локоть, заставляя обернуться. — Тогда зачем весь этот цирк с беременностью?
— Хватит Марк!
— Почему не сказала правду сразу?
— Прекрати…
— Почему заставляла думать, что обманула?
— Потому что надеялась, что ты влюбишься, ясно? Думала, что, если проведу с тобой чуть больше времени ты разглядишь во мне девушку, — замолчала, смаргивая непрошенные слезы. — Но теперь это уже не важно. Срок предложения истек, я больше не предлагаю тебе свое сердце.
— Даш…
— Пожалуйста уйди. Если осталась в тебе хоть капля сострадания, уйди. Я не хочу терять остатки самоуважения, которое ты с блеском растоптал за эти недели.
Замолчал, руки на хрупких плечах онемели, и я попытался заставить себя отнять их, но не мог пошевелиться.
Она просит меня уйти. Просит. Не орет, не ругается, а по-человечески просит. Этого я проигнорировать не мог, но видит Бог, хотел.
— Я… — всегда казалось, что произнести эти три слова проще простого, но, когда дошло до дела язык не поворачивался.
Одну секунду Даша ждала, а потом опустила подбородок, будто убедившись в своей правоте и начала сметать осколки в совок, ее руки дрожали, я видел, но меня и самого трясло, поэтому лишь стоял рядом и смотрел на нее в оцепенении. А потом развернулся и вышел из кухни, решаясь попрощаться с Геннадичем и уехать.
Она ждала. А я не произнес.
Похоже Дашка права.
Во дворе витал аппетитный аромат жареного мяса и свежести. Спустился с крыльца и обогнул дом, замечая у беседки две знаковых фигуры. Геннадич стоял у широкого мангала и вращал шампура, а Пашка в этот момент раскалывал толстое полено на мелкие щепки, чтобы было удобнее нажигать.
— Марк, мы уж думали, вы решили не выходить. А где Дарья?
— Ей позвонили, она разговаривает по телефону… — не моргнув глазом соврал, и Суворов-старший кивнул и продолжил свое занятие. Он делал это уверенно будто умудренный опытом шашлычник. Хотя этот мужчина всегда и все делал с уверенностью. Он никогда не суетился и не мешкал. Никогда не лгал и никогда не стал бы бояться простой рыжей девочки. Он смотрел в лицо своим страхам и смеялся.
И я всю жизнь мечтал быть на него похожим.
— Я люблю вашу дочь.
Рука
— Я прошу у вас разрешения официально ухаживать за Дашей.
— Марк… — со стороны дома послышался сдавленный шепот, и я повернулся, чтобы вновь увидеть эти льдистые глаза, но в эту секунду земля ушла из под ног и я рухнул на прошлогоднюю траву, придавленный огромной тушей этой скотины, которую считал другом. Тот занес руку и боль прострелила мою челюсть. Со всех сторон послышались крики, но они стали глуше, когда второй удар достиг цели.
— Ударь в ответ, сука… — Пашка зашипел, но его слова звучали издалека.
Третий, удар и я уже не понимал, что происходит…
— Бей, что ты как гребаная тряпка?
Четвёртый удар, и лицо постепенно немело.
— Сука, бей!
Пятый…
— Паша, оставь его! — Дашка рыдала, а может, так казалось из-за звона в голове.
— Вставай и бей, сука! — еще удар и все перед глазами поплыло.
— Павел! — громогласный голос главы семейства заставил Суворова помедлить. Но Пашка все равно ударил, и я уже не чувствовал силы его кулаков — болевой шок медленно вступал в свои права. — Прекрати сейчас же! Встань!
— Почему ты не отвечаешь, сука, встань и дерись! — Пашка встряхнул меня, и я сморгнул влагу с глаз, из-за которой ничего не было видно. Лишь красная пелена в прямом смысле. — Тварь, дерись!
Пашку сдернули с меня, Геннадич рывком поднял сына и оттолкнул в сторону, а потом вцепился в мою руку и усадил меня на траву. Подняться я бы не смог, голова как чужая.
— Устроили тут бойню! Какого хрена? Как два петуха молодых! Ума у вас нет! — Геннадич отчитывал нас как пацанов, но мы по сути ими и были. Все такими же пацанами с дурью в голове и грузом обид. — Хоть бы при Дарье постеснялись, напугали девочку!
Я провел по затекающим глазам основаниями ладоней пытаясь стереть пелену, но стало только хуже.
Он хотел, чтобы я защищался.
Но я не стал.
Потому что заслужил каждый его удар.
— Убирайтесь отсюда оба, долой с глаз моих! Как только готовы будете извиниться — приходите. Не раньше!
Суворов старший зашагал к дому, его шаги были резкими и звучными — явный признак ярости. Никогда не видел его таким.
Мы остались вдвоем.
Пашка тяжело дышал, я слышал его, но видеть по-прежнему не мог.
Горьковатый дым наполнил весенний воздух, смешался с запахом горелого шашлыка и курить захотелось пиздец.
Пошарил в кармане, достал пачку, но зажигалки нигде не было. Выпала? Искать не в состоянии. Сжал в пальцах сигарету и облокотился о согнутое колено.
Хотелось откинуться на траву и закрыть глаза, но нельзя поддаваться этому, нужно домой, проверить насколько все плохо. А лучше в больницу, конечно.
Достал из кармана телефон, попытался разглядеть экран, чтобы вызвать такси, в таком состоянии за руль я не сяду.