Мне нравится твоя ложь
Шрифт:
Это заставляет меня нервничать.
Я отворачиваюсь и трясу своим задом перед противоположной стороной зала даже несмотря на то, что там почти никого нет. Это всего лишь вопрос времени, когда я должна снова встретиться с ним. Но мне не нужно смотреть на него. Он не платит за то, чтобы я смотрела ему в глаза.
Тем не менее я не могу не заметить его кожаные сапоги и куртку. Неужели он ездит на мотоцикле? Похоже, что это грубая кожа. Предназначенная для плохой погоды. Ее не пробьешь обычным ударом кулака.
Песня подходит к концу так же, как и моя работа, но я рада этому. Что-то в этом парне смущает меня. Ничего примечательного. Руки, ноги, понимающая улыбка —
Настойчиво наблюдает за мной. Настойчивость означает ожидание.
Она подразумевает планирование.
Я тянусь назад и расстегиваю свой лифчик. Использую одну руку, чтобы покрыть мою грудь, пока бросаю лифчик вглубь сцены. Я изображаю смущение в течение нескольких секунд, но вдруг мне становится очень неловко. Словно я делаю больше, чем просто показываю свою грудь незнакомым людям. Показываю ему. И пока я стою, прижимая ладони к своей груди, дыхание быстро ускоряется. Его настойчивость ощущается словно жаркое пламя.
На этот раз я слушаю ритм. Снова опускаюсь вниз и освобождаю грудь, обнажая ее в задымленном воздухе и открывая голодным взглядам. Около сцены начинают свистеть. Чарли держит еще пять долларов. Я раскачиваюсь над ним и выгибаю ногу таким образом, чтобы он мог засунуть купюру в мои трусики. Чувствую его горячее, влажное дыхание на своей груди. Он приближается, но не касается меня. Это Чарли. Он даёт чаевые и следует правилам. Самый лучший клиент.
Я даже не смотрю в противоположную сторону комнаты. Если новый парень и держит чаевые, то мне все равно. Он не похож на парня, который следует правилам. Я не знаю, почему думаю о нем, позволяю ему влиять на меня. Может быть, моя стычка с Блу сделала меня более пугливой, чем обычно.
Все, что мне осталось сделать — это финал у шеста. Я могу пройти через это.
Эта часть танца не настолько тяжелая. И не такая длинная. Все, что мне действительно нужно сделать, это обвить шест, подчеркивая свою обнаженную грудь, и сделать вид, что я трахаю его.
Вот что я делаю, когда чувствую. Ощущаю его.
Я — практичная. Мне приходится такой быть. Но есть то, что я чувствую. Эти покалывания на моей шее отдаются внутри меня, предупреждающие звоночки раздаются в моей голове, когда я рядом с одним из них. Рядом с копом. Мои глаза сканируют конец зала, но я вижу тени. Есть ли коп среди них и ждет ли он, что кто-то взорвется? Облава планирует дойти до конца?
Мой взгляд падает на парня возле сцены. Он? Он совсем не похож на копа. И не ведет себя как полицейский. Но я не доверяю внешности или чувствам. Все, чему я могу доверять — это сигнал тревоги в моей голове: выбраться, выбраться, выбраться.
Я едва могу втянуть достаточно воздуха. Есть только дым и нарастающая паника. Кровь мчится по венам, ускоряя мои движения. Коп. Я чувствую, это словно какое-то шестое чувство.
Возможно, он ощущает, что я интуитивно чувствую его. И наклоняется вперед в своем кресле.
В один момент сердце замирает, а наши взгляды встречаются. Я могу видеть его лицо. Красивая.
Читаю по его губам. Всё, что я слышу, это музыка.
Больше не слышу свою песню, но это не имеет значения. Это неважно, потому что здесь полицейский, и мне надо выбираться. Даже если моя интуиция ошибается, лучше уйти.
Так безопаснее.
Но я никогда не буду в безопасности.
Мое последнее
Я бегу к двери и почти врезаюсь в Блу.
Он снова стоит в коридоре. На этот раз даже не двигаясь. В его взгляде заметна дополнительная настороженность. И что-то еще — веселье.
— Куда собралась?
– спрашивает он.
— Я…у меня болит живот. Мне нехорошо. — Я прохожу мимо и молюсь, чтобы он не двигался.
Блу дотрагивается до следа на моей щеке.
— О, мне вызвать врача? — его рука притягивает меня за плечо. — Я не хочу, чтобы случилось что-то плохое.
Прижимаю свою сумку как можно ближе к груди. Стараюсь не обращать внимания на скрытую угрозу в его словах и движениях. Я действительно чувствую себя больной, но бросаться на него, безусловно, не стоит.
— Пожалуйста, мне нужно идти. Я не шучу. Сделаю это позже.
Он понимает, о чем я говорю. Что именно я сделаю лично для него. Я в таком отчаянии, что даю ему свое обещание. В таком отчаянии, что готова пообещать ему все, что угодно. Блу достаточно долго преследовал меня, поэтому я знаю, что это достойный приз. Уверена, что он достаточно унизит меня, но я в глубоком отчаянии.
— Пожалуйста, дай мне уйти. — Голос дрожит, и мне даже больно произносить слова. Он чувствует, насколько сильно напряжено мое тело, словно я собираюсь согнуть стальную балку. Понимает, что что-то давит на меня.
Сожаление вспыхивает на его лице. Или из-за моего отказа, или от того, что он вынужден унизить меня. Но на этот раз он не отпускает меня.
— Про тебя спрашивает клиент. Он хочет приватный танец.
ГЛАВА ВТОРАЯ
В то время, когда туристов было больше, чем торговцев наркотиками, «Гранд» был театром. Тогда вы могли спокойно прогуливаться, и вас бы не ограбили. В театре ставили спектакли, балет и одно небезызвестное магическое шоу, в котором мужчина погиб от неисправного бутафорского пистолета. За годы существования шоу посетителей становилось всё меньше и меньше. И эта часть города опустела. Попытки оживить театр так и не удались, потому что достойные и состоятельные люди, которые могли и хотели потратить деньги на билеты, уже не хотели ходить по этим улицам.
Сейчас здание является бледной оболочкой былой славы — выцветшие обои и декоративные металлические вставки с облезлой золотой краской. Темный, прокуренный этаж заполнен столами и стульями. В глубине есть балкон, но он закрыт для посетителей.
Комнаты для приватных танцев располагаются на том месте, где раньше продавались билеты.
Там нет дверей. И стен. Переднее стекло перегородки разбито, и только бархатные шторы на латунных стержнях прикрывают их.
Первую комнату занимает Лола. Вспышка красной ткани и длинная грива волос между занавеской говорит мне о многом. Я узнаю ее позы на полу и мягкие стоны, за которые клиент платит больше, чем за танец.