Мне тебя заказали
Шрифт:
— Кровью, говоришь, умоемся, гадёныш? — тихо спросил он. — А ну, пошёл из машины! Вылезай на хер, ублюдок!
Увидев в глазах Алексея свою смерть, Глотов не на шутку перепугался. Он уже не угрожал, он бормотал себе под нос нечто невнятное. Не хватало ещё, чтобы этот сумасшедший убил его, когда так все хорошо, когда рекой текут деньги, когда никто не смеет ему даже слова худого сказать из страха перед его крутым братаном.
— Ты что, оглох? — спросил Алексей. — А ну, ребята, выталкивайте его из машины!
Олег вышел и встал рядом с машиной. Вылез и Алексей и подошёл к задней дверце.
— Вперёд, живоглотыш…
Глотов нехотя вылез из машины и глядел остекленевшими от страха глазами на своего противника. Теперь он понял, кто перед ним.
— Ну что? Перетрухал без «быков» своего братана? Какая же тебе в базарный день цена? — усмехнулся Алексей. — Боишься со мной гребень на гребень? А я ведь лет на пятнадцать тебя старше, ты питался чёрной икрой и коньяком, на дорогих курортах своё бычье здоровьичко поправлял и в тренажёрных залах бицепсы накачивал, а я семь лет баланду хлебал и на лесоповале загибался… Ну, что же ты, крутой? Где твоя крутость?
Глотов молчал, переминаясь с ноги на ногу.
— Говори, паскуда, что я вам сделал? Тебе, братану твоему, твоему шефу поганому Лычкину? Вашему хозяину Гнедому? Отвечай, когда спрашивают!
— Ничего ты мне не сделал… Только и я тебе ничего не сделал… Я за их дела не ответчик. Меня посадили администратором в казино, я и сижу. А в разборках я не участвовал и никого не подставлял…
— Серьёзно? — округлил глаза Алексей. — Тогда будешь жить… Пошёл обратно в машину, но если ты свою пасть поганую ещё раз откроешь, я тебя убью. И пулю на тебя расходовать не стану. Вмажу один раз, и череп твой круглый пополам треснет. Понял?
— Понял, — еле слышно пробормотал Игорь и полез на заднее сиденье машины.
Алексей сел на водительское место. Сунул пистолет в карман и тронул машину с места.
Через час с небольшим они подъехали к даче Никифорова. Дача находилась в уединённом лесном месте. Вокруг не было никаких построек. Забора вокруг дачи тоже не было. Небольшой дом из бруса пах свежей древесиной.
— Вылезай, приехали, — сказал Глотову Алексей.
Заложника вывели из машины. Олег открыл дверь дачи и пропустил туда Глотова. За ним вошли остальные.
— Говори номер телефона своего братана и номер Михаила Лычкина тоже, — сказал Алексей. — Если, разумеется, хочешь жить. А не хочешь — можешь и не говорить…
Глотов жить хотел и номер телефона назвал.
— Где будем его держать? — спросил Алексей хозяина.
— Можно в сарай, вон там хороший сарай стоит. Крепкий, с замком, оттуда не выберется. Свяжем вдобавок…
Алексей осмотрел сарай снаружи и изнутри. Помещение понравилось ему.
— Сойдёт, — одобрил он.
Пленника с завязанными сзади крепким шпагатом руками втолкнули в сарай. Олег повесил замок.
— Это дело сделано, — сказал он. — Что дальше?
— Дальше-то? Будем звонить его братану. И предлагать ему меняться заложниками, как в фильмах про шпионов.
Они вошли в дом, Олег поставил чайник, а Алексей набрал номер Живоглота.
— Здорово, Живоглот, — сказал он. — Кондратьев беспокоит.
— Очень приятно, — произнёс довольным голосом Живоглот. Он давно уже ждал звонка, так как было договорено, что позвонят в офис, где работает Инна, и сообщат номер телефона, по которому с Кондратьевым договорятся об условиях. — Заждался уже… А номер твоего сотового она нам не сказала… Крутая, падла… Мои ребята её так отделали, живого места нет, а кобенится и кобенится… Скоро трахать её начнём… Тут много желающих объявилось…
Алексей побледнел как полотно, но закусил губу и взял себя в руки.
— Трахать интересную женщину — дело приятное, — тихо произнёс он. — Совсем другое дело — трахать здорового парня… Кстати, почему ты не спрашиваешь, откуда у меня номер твоего телефона?
На том конце провода воцарилось напряжённое молчание. До Живоглота только сейчас дошло, что Кондратьев не должен был звонить на его номер.
— Ты труп, — прошипел наконец озадаченный Живоглот.
— Я давно труп, — отмахнулся Алексей. — Я труп уже с тех пор, как семь лет назад вы подослали своего Мойдодыра ко мне. Я труп после того, как вы в колонию командировали Нырка. А уж с тех пор, как я отправил в ад Гнедого и трех его сотоварищей, я и вовсе потенциальный труп. Только вот хожу и хожу в качестве трупа и никак не могу поспать вечным сном… А, честно говоря, так устал от жизни… Вернее, не от самой жизни, а от того, во что вы её превратили, погань позорная… Ладно, хватит базарить… Я тебе сказал, что твоего братишку Игоря мы тут отоварим так, что никому мало не покажется… И сфотографируем, и пошлём, кому надо… И тебе, строящему из себя крутого, тогда уже не командовать никем. Петушиным братаном будешь, Живоглотище… Только, ради бога, не говори в очередной раз, что я труп. Надоело…
Живоглот не нашёл, что ответить. Молчал и сопел в трубку.
— Чего хочешь? — спросил он наконец.
— Культурного обмена. Смотрел фильм «Мёртвый сезон»? Вот так и поменяемся, ты мне Инну, я тебе твоего Игорька. Лады?
— Лады, — прохрипел Живоглот. — Где и когда?
— Меняться будем ночью, на тридцать втором километре Минского шоссе. Только учти, если что, я его мочу без предупреждения. А дальше делай, что хочешь… Но если согласен на честный обмен, запомни — чтобы Инна была жива и здорова… Пальцем чтобы её больше не трогали, понял?
— Взаимно.
— А мы твоего Игорька и так пальцем не трогали. Поначалу он, правда, меня малость разозлил, и я предложил ему, крутому качку, выйти со мной, старым и седым зэком, один на один, так он почему-то не захотел… А так жив и здоров, кемарит в сарае, чистом и теплом, между прочим… Все культурно, Живоглот. Итак, слушай меня внимательно. Ночью в три часа одна тачка, повторяю, одна, подъезжает к тридцать второму километру Минского шоссе. В ней находится Инна. В нашей тачке твой брательник. Я подхожу один и смотрю, все ли в порядке с Инной. Ты подходишь и проверяешь наличие твоего живого и здорового Игорька. Потом они идут навстречу друг другу и садятся в свои машины. А страховщики держат их на прицеле, в случае какого-нибудь кидняка с чьей-либо стороны. В случае чего, шмалим без предупреждения. Учти, мы стреляем без промаха. Всех положим, и братана твоего, и тебя… Так что давай уж по-честному, хотя ждать от вас такой милости, наверное, неразумно. Просто выхода другого нет… Ну, как тебе мой планчик, бригадир?