Многие знания – многие печали
Шрифт:
…Я проснулся в своей постели ближе к четырем дня и решил, раз пошла такая пьянка, объявить сегодняшний день выходным. Я не спеша пообедал. (Готовлю я себе сам, и, как говорят, довольно прилично. А если нет охоты кашеварить, хожу в кафе или рестораны.) Потом сделал себе тарелку сыров, открыл бутылочку бордо и пошел кайфовать на диван в гостиной перед своей полутораметровой плазмой. Любое супружество – искусство компромисса, а оба моих брака заключались в том, что постоянно приходилось уступать и отступать именно мне. И лежать в собственной квартире с бутылочкой красного перед зомбо-ящиком мне наотрез и напрочь запрещали обе супруги. Первая оттого, что художник должен работать, семью обеспечивать; вторая – потому что алкоголь вреден, а от сыра растет живот. Однако, я подозреваю, суть заключалась в том, что ни одна женщина просто не может терпеть расслабленно валяющегося на диване мужчину. Лежать ты должен только рядом с ней – или, в крайнем случае, во имя ее!
И вот я смотрю про тигров на «Нешнел Джеографик» и смакую «медок» и сыр бри, когда раздается телефонный звонок. Звонит Лена – а ведь я не оставлял ей никакого своего телефона, ни мобильного, ни домашнего. Однако это она, и я сразу узнал ее голос. Голос у нее очень кокетливый – с похожими интонациями некогда разговаривала Лидия.
– Приве-ет, – пропела девушка, – ты у меня ничего не забыл?
– А как ты мой номер узнала?
– Кто рано встает, тому бог подает.
– Ты что, мой мобильник ночью прошерстила, пока я спал?
– Бинго! – засмеялась она. – Кирилл Баринов получает первый балл.
– Ты и фамилию мою знаешь?
– А вот не надо разбрасывать по чужой квартире документы на машину. Как ты теперь без них, бедненький? ГИБДД не тормозит?
– О, черт! Я оставил их у тебя.
– Вот именно. Подъезжай, заберешь.
– Не могу, я выпил.
– Хочешь, я к тебе сейчас приеду?
– Нет!!
– А что ты так напрягся? – засмеялась она. – Ты мне наврал? Ты женат?
– Просто нет настроения сейчас ни с кем встречаться.
– Даже со мной? – промурлыкала она.
Я чуть не передумал, но твердо молвил:
– Даже с тобой.
– Тогда придумай сам, как заполучить назад свои документы. Если тебе нужна информация для размышлений, я люблю средиземноморскую кухню. А мой номер у тебя сейчас определился. Созреешь, звони!
Воистину человек предполагает, а бог располагает.
Я не собирался больше с Еленой видеться, но пришлось назавтра позвонить ей и назначить встречу в таверне «Венето» – что поделаешь, раз я оказался такой шляпой. А Лена в ходе встречи была столь милой, что вскоре мы переместились ко мне домой. Ей понравилась моя берлога, вся увешанная картинами – непроданными, либо теми, что мне жаль было продавать, либо подарками друзей. Она остановилась у самой первой, которую я сохранил, – были ведь очень неплохие предложения, невзирая даже на то, что работа юношеская, карандаш не слишком уверен, замечу, выполнен набросок с большим чувством. Запруженная площадь перед театром на Таганке, большая фотография Высоцкого, выставленная в окне, очередь, уходящая вдоль белорубашечных милиционеров вдаль, к Котельникам, – и перед входом, в центре седовласый Любимов, что-то втолковывающий милицейскому генералу. Мы видим сцену, словно воспарив над нею, и рядом, в вышине, плавает ангел с женским лицом.
– А это кто? – спросила Лена, указав на портрет Лидии.
– Одна моя знакомая тех времен.
– Это похороны Высоцкого?
– Да. А как ты догадалась?
– Мне мама рассказывала. Она тоже на них была.
И в этот самый момент – вы не поверите, но в жизни и впрямь бывают странные сближения! – у меня зазвонил мобильник. Номер был незнакомый, и я взял трубку.
– Добрый вечер, – сказал женский голос, – Кирилл? – Эту интонацию я узнал бы из миллиона, хотя не слышал ее тридцать с лишним лет. Мне, наконец, позвонила Лидия.
– Рад тебя слышать, – сказал я, отошел к окну и отвернулся от Лены. Мое подсознание тщательно отгораживало Лидию от нее.
– Как ты поживаешь? – спросил голос в трубке.
– Все неплохо.
– Ты хотел со мной встретиться.
– Да, хотел и хочу.
– Завтра в обед тебя устроит?
– Запросто.
Мы договорились с Лидией о рандеву. Я знал, что с ней виделся Данилов, но специально не расспрашивал его о ней, потому что не терял надежды с Лидой повстречаться и составить собственное впечатление. И вот шанс представился.
– Старая любовь? – понимающе мотнула головой Лена, когда я завершил свой разговор с Лидией.
– С чего ты взяла?
– По твоему лицу видно.
– Уж не знаю, насколько это любовь, – усмехнулся я, – но то, что старая, точно.
Лидия, как и намекал мне Данилов, и впрямь оказалась необъятных размеров. Ничто, как говорится, не предвещало в восьмидесятом олимпийском году, что она настолько распустится. Была ведь просто немного ширококостной, этакий грибок-боровичок, и вот на тебе. Правильно говорят: то, как человек выглядит в двадцать, заслуга природы и мамы с папой – но как он смотрится в пятьдесят, на девяносто пять процентов зависит от него самого. Тем более сейчас, когда полно спортивных залов, Интернет пухнет от диет и рецептов здорового питания, а в супермаркетах целые стеллажи полезных и малокалорийных продуктов. В Белокаменной, как в Нью-Йорке, слово «толстяк» постепенно превращается в синоним неудачника.
Поэтому все прежнее желание, что я тридцать лет испытывал в своей памяти к Лидии, исчезло, когда мы повстречались, без следа. И я впервые мог говорить с ней на равных – мне сейчас ничего от нее не было нужно: ни секса, ни любви.
Мы сделали заказ: я бизнес-ланч, она мороженое. И она меня с ходу ошарашила.
– Со мной встречался какой-то молодой человек. Это от тебя?
– Он разве сказал, что от меня? – сделал я лицо кирпичом.
– Он говорил, что приехал из Америки, рассказывал о Пите, но мне показалось, что больше всего интересовала его я сама и моя личная жизнь. – Она значительно, с чувством прежнего превосходства оглядела меня.
– И что из этого следует? – холодно поинтересовался я.
– Так как это совпало по времени с твоим звонком мне, я подумала, что на самом деле мной интересовался ты.
– Если два события совпадают по времени, это вовсе не значит, что они связаны.
– Ладно, проехали.
Она своими наездами на меня словно хотела восстановить сложившийся в восьмидесятом статус-кво: она в нашем дуэте лидер, а я проситель и оправдывающийся. Мне не хотелось ей возражать, пусть считает, как ей угодно, наверняка это наша с ней последняя встреча. Даже при всей моей любви к женщинам в летах.
– Я и впрямь хочу о тебе больше узнать, – широко улыбнулся я. – Как твоя жизнь сложилась?
– Тогда, в восьмидесятом, вы все меня бросили…
– Кто это «мы»?
– Ты. И Петька… И мне пришлось выйти замуж за Харченко. Сначала все шло хорошо, но потом что-то разладилось, и пошло все хуже и хуже… Он ведь из номенклатурной семьи, ты знал?
– Нет, – искренне ответил я и наконец-то, спустя тридцать лет, догадался, почему Харченко взяли тогда в нашу блатную бригаду – хотя он не отличался никакими талантами: ни музыкальными, ни художественными, ни артистическими. Видать, высокий родитель-покровитель замолвил за него словечко перед тогдашним командиром нашего отряда – а может, тот и сам знал, что у Харченко есть покровители, и решил от греха подальше оберечь дитятку.