Много хороших людей и один завистник
Шрифт:
ТАНЯ НАХОДИТ ЛЕКАРЯ-АПТЕКАРЯ И ВМЕСТЕ С НИМ ВТОРОЙ ПУЗЫРЕК, НА КОТОРОМ НАПИСАНО "ЖИВАЯ ВОДА"
Трудно было представить себе, что худенький старичок, поливавший левкои из старой, заржавленной лейки, и есть Ученый Садовод, о котором писали, что он прекрасно относится к цветам, вообще растениям и некоторым полезным насекомым. Но к сорокам он относился, без сомнения, несколько хуже, потому что едва Таня показалась на дороге, как он нахлобучил на себя шляпу, поднял плечи и замер -- изобразил пугало, очевидно совершенно забыв о том, что как раз пугало-то и должно изображать человека.
– - Простите, -- робко начала Таня.
– - Я не трону ваши цветы, а червяк мне попался только один, да и то полудохлый. Я ищу Лекаря-Аптекаря. Мне сказали, что он остановился у вас.
– - Ах, боже мой! Не напоминайте мне о нем, -- сказал Ученый Садовод со вздохом.
– - Вы знаете это чувства? Человек уезжает, и вдруг оказывается, что жить без него положительно невозможно. Но я-то что! Мои цветы так соскучились по нему, что приходится поливать их по три раза в день. Сохнут!
– - Где же он?
– - Не знаю. Он очень торопился. Я боюсь за него, -- тревожно сказал Ученый Садовод.
– - Мне кажется, что он просто-напросто удирал от кого-то.
Что могла сказать бедная Таня? Она поблагодарила и улетела.
Так она и не нашла бы Лекаря-Аптекаря, если бы в поле под Мухином не наткнулась на Солнечных Зайчиков, которых Петька выпустил из бутылки. Они еще прыгали, скользили в траве, прятались друг от друга. Заигрались! Ведь они были зайчики, а не взрослые зайцы.
– - Скажите, пожалуйста, не видели ли вы Лошадь в очках?
– спросила их Таня.
– - Конечно, видели!
– - ответил самый пушистый Зайчик с самыми длинными разноцветными ушками.
– - Мы сидели в бутылке, бутылка лежала в сумке, а сумка висела на плече Лекаря-Аптекаря. Лекарь-Аптекарь сидел на передке за водовозной бочкой, а бочку тащила Лошадь в очках. Мы ехали в Мухин. И приехали бы, если бы Петька не выпустил нас из бутылки.
Сороки, как известно, летают медленно и даже вообще больше любят ходить, чем летать. Но Таня полетела в Мухин, как ласточка, а быстрее ласточек летают только стрижи. Вот и Мухин! Вот и аптека "Голубые Шары"! Вот и Лекарь-Аптекарь! Она опустилась на его плечо и сказала:
– - Здра...
На "вствуйте" у нее не хватило дыхания.
Танин папа не беспокоился о дочке. Он был уверен, что она отправилась с пионерским отрядом в далекий поход -- так ему сказала Танина мама. Странно было только, что она не зашла проститься. Но мама сказала, что ей не хотелось будить отца, а это было уже вовсе не странно.
По-видимому, вскоре он должен был умереть -- по крайней мере, так утверждали врачи, разумеется, когда они думали, что он их не слышит. Но ему все казалось: а вдруг -- нет?
– - В общем, там видно будет, -- говорил он себе и работал.
Он писал мамин портрет, и его друзья в один голос утверждали, что этот портрет мог рассказать всю мамину жизнь. Каждая морщинка говорила свое, и, хотя их было уже довольно много, художнику казалось, что двух-трех все-таки еще не хватает.
– - Сюда бы еще одну, маленькую, -- говорил он смеясь.
– - И сюда. А без третьей я, так уж и быть, обойдусь.
И вот однажды, когда она пришла, чтобы пожелать ему доброго утра, он заметил, что на ее лице появилась как раз та морщинка, которая была нужна, чтобы закончить портрет.
– - Вот теперь все стало на место, -- сказал он и поскорее принялся за работу.
Он не знал, что новая морщинка появилась потому, что мама беспокоилась за Таню, от которой не было ни слуху ни духу.
Чтобы закончить "Портрет жены художника" -- так называлась картина -- нужно было только несколько дней. И оказалось, что именно эти несколько дней прожить совсем нелегко. Но он старался, а ведь когда очень стараешься, становится возможным даже и то, что положительно не под силу. Он работал, а ведь когда работаешь, некогда умирать, потому что, чтобы умереть, тоже нужно время.
– - Да, эта морщинка чертовски идет тебе, -- устало сказал он жене, когда кисть в конце концов все-таки выпала из руки.
– Никогда еще ты не была так красива.
Союз художников объявил, что первого мая откроется его выставка, и до сих пор он все развешивал свои картины -разумеется, в воображении. А теперь перестал.
– - Завещаю вам пореже трогать бородавку на вашем толстом носу, -- сказал он доктору Мячику.
– - В конце концов это ей надоест, она сбежит от вас, а без бородавки, имейте в виду, ни один пациент вас не узнает.
Он еще шутил!
– - Пожалуй, "Портрет жены художника" придется назвать портретом его вдовы, -- сказал он друзьям.
Это тоже была еще шутка.
С каждым часом ему становилось все хуже.
– - Может быть, мне станет легче от клюквы?
– - спрашивал он жену.
– - Или от ежевики?..
– - А не попробовать ли нам черничного киселя?
– - спрашивал он, когда не помогли ежевика и клюква.
У него было так много учеников и друзей, что, когда Смерть вошла в комнату, она должна была проталкиваться сквозь толпу, чтобы добраться до его постели.
– - Извините, -- говорила она вежливо, -- я вас не толкнула? Не будете ли вы любезны посторониться? Благодарю вас.
Друзья расступались неохотно, и она опоздала -- не надолго, всего лишь на несколько минут. Но этого было достаточно: черно-белая птица с раздвоенным длинным хвостом мелькнула за окнами, и в открытую форточку влетел пузырек, на котором было написано: "Живая вода".
– - А, наконец-то!
– - сказал доктор Мячик.
– - Ну-ка, дайте мне столовую ложку.
Смерть еще проталкивалась, но уже не так решительно, как прежде.