Много шума из никогда
Шрифт:
Купцам было явно жаль трех гривен. Они продолжали шуметь, обсуждая дело промеж собой и гневно поглядывая в мою сторону, — наконец, разгоряченный Путезнав, вынырнув из толпы товарищей, заявил, что братчине необходимо поразмыслить над княжьим словом. «Уж больно ты крут, господине, — покачал он головою. — И хочется с тобой сладить, а едва ли выйдет». Деловые люди тронулись к выходу, даже забыв со мной попрощаться.
— Даю вам время до вечера! — выкрикнул я им вослед, позабыв о том, что не умею говорить по-русски. По счастью, разволновавшиеся купцы не заметили этой оплошности. Зато оторопевший Дормиодонт Неро уставился на меня так, словно на лавке сидел уже не князь Геурон, а некий проходимец, колдовским обманом занявший его место.
— Успокойтесь, Неро. Это одна из немногих фраз, которые я успел выучить, — поспешно сказал я по-гречески.
Говоря по совести, я не был вполне доволен ходом переговоров с купцами. Кажется, мы заломили слишком высокую цену за свои услуги. Хотя… мне показалось,
— Дружинник Неро, подай мне письменные принадлежности, — сказал я, приближаясь к вожделенному сосуду на столе и раздумывая над тем, как много смородинового меда можно выпить до вечера, если быть князем и ни в чем себе не отказывать. — Положи на стол. Ты свободен до вечера: скажи Варде, что я отпустил тебя отдохнуть. Хотя нет — у меня к тебе новое секретное поручение. Прогуляйся в деревню и узнай, хороши ли местные девки. Утром доклад мне на стол, понял?
ЗАПИСКА НОМЕР 4 ДЕСЯТНИКА ВАРДЫ ГОНЧЕГО КНЯЗЮ АЛЕКСИОСУ ГЕУРОНУ
(немедленно передать):
«Высокий господин мой!
Срочное сообщение получено от дозорного отряда, исследовавшего юго-восточную дорогу на Золисту Похоть и далее к Ярице. Сегодня около четырех часов пополудни большая группа жителей деревни Золиста Похоть (всего около 100 крестьян-узолов) собралась за околицей своего села, обсуждая страшную новость. Некий путешественник, побывавший совсем недавно в святилище Мокоши на реке Санде, рассказывал, что видел бездыханное тело старухи по имени Колута. Колута обреталась при святилище в качестве жрицы, посему гибель ее взволновала узолов. Вскоре выяснилось, что со своего места исчез идол Мокоши (очевидно, похищенный тем, кто убил старуху-жрицу). Собравшиеся крестьяне весьма возбудились и, вооружившись косами и дрекольем, выступили на юго-западную дорогу по направлению к деревне Санда. Твои дозорные дружинники (всадник Стефан Этафилиос и меченоша Андреас Гигос) были остановлены крестьянами на дороге у Золистой Похоти, причем дружинник Этафилиос, не успев оказать сопротивления, был силою спешен и задержан восставшими жителями, а меченоша Гигос смог оторваться от преследовавших его узолов и вернулся в Тверятину Заимку, где находятся основные силы дозорного отряда. По его словам, крестьяне-узолы донельзя возбуждены исчезновением кумира Мокоши и готовы обвинить в этом жителей деревни Санда, где обитают преимущественно стожаричи, то есть народ, поклоняющийся „богам“ Дажьбогу и Стожару, а потому ненавидящий Мокошь. Тебе ведомо, что племя узолов известно тихим и незлобивым нравом, и необычное ожесточение этой толпы говорит о действительно тяжком оскорблении, нанесенном племенным верованиям.
Толпа ожидается в окрестностях Санды к вечеру после захода солнца. Сам я нахожусь сейчас в Тверятиной Заимке вместе с двумя всадниками дозорного отряда и меченошей Гигосом. Жду срочных указаний. Человек, доставивший это письмо в Санду, — славянин из Тверятиной Заимки. При нем должны быть также два голубя, взятые мною из-под дворовой крыши, — полагаю, что твой приказ удобнее переправить к нам по воздуху.
«Князю Лисею Грецкому челом бьем селища Санды старейшие люди Бобряха, Поперкун, Володун, Куцый Хвост, Зацепа.
Узолы из Пахоти попятно буну чинят противу племени нашего Стожарова. А днесь косами зарезали жреца нашего Полуврана, койи по нуждам праведным путешествовал по шумам и полям вдоль опалы Санды-реки. И терпети нам невмочно уже, уж ты нас, княже, прости Полуврана нам больно жаль, вещий был жрец. А узолы крамолят на нас, будя мы Мокошь с места сперли и Колуту прибили, однако лга и неправда. Посему узолов мы будемо бить, уж ты нас прости. Ибо решено нам скупо идти мужью всему сельскому и срести узолов на дороге и бити их. А ты, княже, не путай нам и не мешай, челом тебе бьем. Впрочем же здравствуй и правь нами, княже нас Лисей Грецкий.
Тяжело и медленно вздохнув, я поднялся с лавки, подошел к стене и снял с огромного негнущегося гвоздя свой легкий меч с малоазийскими пальметками, серебристо перевивающими перекладину. Смешно: едва успел греческий княжич прибыть в свою новую вотчину, как тут же — гражданские распри, трайбализм и племенная месть, разгневанные узолы с косами в руках и жители Санды с дубинами.
В сердцах поддав ногой легкую дверь горницы, я вышел на мосты и на ходу цинично плюнул сквозь щели пола в подклеть. Мне бы, подколенному князю Лисею Вышградскому, дипломатическую переписку завязывать и пограничные заставы возводить — так нет же: садись верхом на коня и срочно предотвращай межнациональный конфликт. Итак, узолы-мокошисты обнаружили исчезновение драгоценного идола, нашли труп старухи-жрицы и в отместку зарезали жреца-стожарича Полуврана, мирно собиравшего травы на берегу Санды-реки. Условия задачи просты: из пункта А (Золиста Пахоть) в пункт В (деревня Санда) вышла группа вооруженных крестьян-узолов в количестве ста человек. Навстречу им из пункта В в пункт А отправилась группа вооруженных крестьян-стожаричей (200 человек). Встреча произойдет после захода солнца в районе Тверятиной заимки. Спрашивается: сколько крестьян останется в живых к половине шестого утра? Дополнительный вопрос для отличников: сможет ли удержаться на своем троне удельный князь, в вотчине которого поданные вырезают друг друга сотнями?
Где-то на середине шаткой лестницы, ведущей в нижний нежилой этаж, мне показалось, что я знаю, как решается эта задача. Тощий подросток по имени Мяу. Один из похитителей кумира Мокоши, непосредственный виновник, задержанный лично князем Геуроном на месте преступления. Он сейчас где-то на кухне, помогает повару готовить обед для моей дружины.
…Повар (или, точнее говоря, «наварщик») со звучным именем Пуп сидел на подоконнике кухни («наварной подклети»), опираясь широкой спиной об оконницу, и сосредоточенно обсасывал кончик длинного желтого уса, вымазанного в чем-то сладком. Наварщик Пуп был еще очень молод и втайне любил сладкое. Заметив, что в подклеть вошел сам греческий княжич, он непроизвольно вытаращил глаза и, забыв вытащить ус изо рта, вскочил с подоконника. Говоря по совести, последние полчаса Пуп провел у окна, пробуя маленькими порциями княжеский мед из полуведерного жбана и наблюдая, как в небольшом окошечке соседской бани мелькают смуглые плечи и гибкие спины двух сенных девушек. Теперь наварщик Пуп вспомнил, что поросенок, зарезанный еще поутру жестоким десятником Вардой, уже должен лежать, подрумяненный и сочащийся золотистым соком, на большом серебряном блюде в гриднице. Чувствуя на языке мокрый мочалистый кончик собственного уса и инстинктивно пригибая голову под взглядом иноземного княжича. Пуп судорожно подумал про самого себя нечто неприличное.
— Ну, почто уставился будя труп? — вдруг быстро и деловито спросил иноземный княжич на довольно чистом Стожаровом диалекте. — Кликни мне паробка Мяу, да живче. — Недовольно покосившись на полупустой жбан с медом, княжич ловко присел на подоконник. Наварщик Пуп, выронив ус изо рта, уже двигался к черной двери, чтобы выйти на внутренний двор и кликнуть Мяу. При этом Пуп как-то сразу решил, что не будет задумываться, откуда княжич Лисей знает местное наречие. Сказано кликнуть Мяу — значит, поворачивайся и не размышляй.
А Алексиос Геурон сидел на подоконнике, пытаясь понять, кому и зачем понадобилось нанимать двух полудиких мохлютов, убивать престарелую жрицу и похищать кусок племенного кумира. Человек в отъявленно темном плаще. Смоляная бородка торчком и странное имя — Ку… Куруяд. Скорее всего, речь идет о заранее спланированной провокации. Кому-то нужно поссорить два племени между собой, заставить князя Вышградского увязнуть в разборках внутреннего конфликта, связать его дружину по рукам и ногам, измотать в карательных операциях и патрульных рейдах. Врагу нужна распря узолов и стожаричей — это значит, что ее нужно предотвратить немедленно, любой ценой.
— Ну, братец Мяу… давай продолжим наш разговор! — весело пробормотал себе под нос князь Вышградский, когда тощий паренек несмело протиснулся в дверь и замялся на пороге. Придется, видимо, еще немного поупражняться в актерском искусстве… — Раскажи-ка мне про своего хозяина Ку-куруяда.
АЛЕКСИОС ГЕУРОН — ДЕСЯТНИКУ АЛЕКСАНДРОСУ ОЛЕ
«1. Срочно выяснить у местных жителей, как выглядит ритуальный кумир богини Мокоши. Что за изображения? Какие размеры? Возможно ли изготовить точную копию?
2. Две дюжины катафрактов собрать по боевому рогу к пяти часам на главной площади Санды перед кумирней Дажьбога в полном вооружении. Больше флажков, перьев и символики. Воинам выдать по ковшу лучшего боярского меда.
3. Десятнику Барде Гончему отослать почтового голубя с запиской следующего содержания: „Срочно собирайтесь и уходите из Тверятиной Заимки вместе с остатками дозорного отряда. От встречи с бунтовщиками уклоняйтесь. Береги людей. Отходи в сторону Вышграда“.»
В отрочестве я видел немало картинок, изображающих греческую конницу эпохи Львов и Ангелов. И потому знал, что шествие дюжины полностью экипированных катафрактов по улицам Санды произведет впечатление на местных жителей — подобное зрелище надолго придавит психику бунтовщиков и смутьянов… Но я не мог предположить, как сильно оно поразит меня самого.
Как будто Европа узким клином прорвалась в сонную разнеженную Русь — теплоцветная струя горячей бронзы, золота и ртути выхлестнулась по главной улице Санды! В кипении стягов, в тугоплавкой игре мышечных сгустков под тонкой кожей дорогих лошадей, в щелкающем ритме копытного перестука торжествовала Европа — южная, цивилизованная, прекрасная в своей жестокости и детской, напористой агрессивности. Их было совсем немного, этих всадников. Они не рассыпались роящимся черным полчищем, как кочевые тьмы, и не выдвигались из-за холма многолюдным медлительным косяком, как крестьянское ополчение. В этих седлах уже не люди, а сказочные полузвери в нестерпимо блестящих масках, полуптицы с хищными мордами личин в разлете пестрых перьев за плечами — и не конница это, а колонна тяжелых башенных танков!