Много шума из никогда
Шрифт:
Взрыв света — даже мой берег залило густым мельканием зарева — и купеческая ладья уже наполнилась до краев черным дымом. Не по-русски пронзительно закричали на судне — словно жирная грязь, дым повалил из-под палубы, через высокие борта обрываясь к воде — клочьями. Тут же — как порыв ветра с берега — плеснул из притаившейся комарино-чащобной темноты резкий, свербящий свист! Банда пошла на приступ. Только теперь я понял, что плотные заросли напротив скрывали вход в устье маленькой речки — наверное, Сольцы. Внешне это напоминало лишь поросшую зеленью заводь — но теперь, когда черные кучи ветвей зашевелились… когда заблестели сквозь листву узкие носы абордажных лодок… когда один за другим, словно волки из оврага, полезли
Выбрасываясь из пламени, из дымной темноты трюма, посыпались через борт полуголые гребцы — прочь с горящего судна, в воду. Люди в лодках их не трогают — довольно того, что весла поникли и рассыпались… А обессилевшую ладью боком заносит на перекаты, на мелкий берег… Алыбер-кормчий еще борется с рулем, отпихиваясь ногами от борта… бесполезно. Паника на передовой ладье! Вот уже один из арбалетчиков, сбрасывая на ходу панцирь, бросился к борту — и ногами вперед в воду. На острия копий, под удар багра… Нет, не всплывает. И уже — загудело днище по песку! Затрещали борта — ладья, разогнавшись, как горящий паровоз, с ходу втирается в широкую мель под берегом. Налетай, разбитчики — теперь не уйти купцу…
А второе судно на подходе — разошлось по стремнине, расскользилось… Эх, остановиться бы! Назад, против течения, прочь из западни! Серая пена рвется из-под дюжины разом табанящих весел — но поздно. С размаха и острым носом — в борт горящей ладьи. Удар так силен, что мачта обламывается — тяжелый парус медленно и как-то сонно накрывает собою палубу. Красиво перетекая ветряными струями, ткань наваливается сверху на вздрагивающие плечи напряженных арбалетчиков, на острия заготовленных копий… И снова порыв бандитского свиста — вторая стая челноков выныривает из зарослей. Снова этот стук — лодки с размаха налетают на мокрые лодейные борта — невидимые в темноте, сквозят воздух кошки, загребают крючьями по дереву. Замелькали мокрые спины, узкие черные руки цепляются за края палубы — разом полезли из челноков злые, веселые налетчики… Один уже запрыгнул наверх! В скрюченной страшной руке — длинный шест с золотистой девичьей косой вместо штандарта. Рядом с ним еще один бандит — высокий, темноволосый: в деснице — узкая полоска лезвия, блестит как фольга. Это сам княжич Рогволод, только без кольчуги — руки по локоть в алыберской крови…
Но вдруг — ледяным колючим ветром шарахнуло по облепленным бортам, по суете челноков вокруг второй ладьи! Словно град застучал по обшивке бортов — и жесткой тугой метлой смело разбойников в воду. Х-ха! в узких отсевах желтого света густо замелькали длинные светлые полосы — железный ливень хлестнул по голым мокрым спинам! Это третья ладья подходит: неспешно, туго замедляясь на плавниках расперенных табанящих весел; и на правом борту в ряд — одинаковый частокол острых шлемов. А из-под налобников — спокойные быстрые взгляды арбалетчиков. Прильнули темными бронзовыми скулами к прицелу — бьют по команде, залпами… Только тетивы рокочут, да шелест оперения по ветру, да хлесткий взвизг зазубренного острия стрелы, на локоть входящей в мокрый борт. Грудную клетку оно пробивает насквозь.
Ага, заплясали по воде разогнанные челноки без гребцов, и вода вокруг — вся в желто-кровавых пятнах чьих-то медленно качающихся спин. На палубе снова нерусская речь, из-под серой пелены паруса вырывается какой-то алыбер в тяжелой, огнисто сияющей броне, за ним еще копьеносец… Спрыгивает с борта, уходя от жесткого росчерка алыберской стрелы, княжич Рогволод. И видно, как замер на кромке борта разбойник со штандартом в руке — один остался?!
А на первом, горящем корабле алыберов уже не видно. Сквозь дым и гудение пламени мелькают только голые тела славян — они почему-то не страшатся огня, они лезут в трюм… И не видят, как тихо и грамотно заходит сбоку, по глубине, третья алыберская ладья — арбалетчики вглядываются в дымные заверти, и немеют от напряжения пальцы на спусковых крюках… Еще минута — судно поравняется с горящей ладьей — и можно стрелять!
Я быстро перевел взгляд на дальний берег — и понял, что алыберы не успеют спустить тетивы арбалетов. Потому что на берегу происходило страшное: по мокрому песку от небольшого костерка к воде приближался горбатый карлик в сером плаще. Склонив уродливую голову в капюшоне, неотрывно смотрел на третью ладью. В руке держал еще одну горящую головню из колдовского костра. Увы. Разбойничья победа уже совсем близко.
Я вздрогнул и быстро обернулся — позади меня кто-то стоял. Ах, это Берубой… показалось, что глаза почтальона неровно лучатся зеленым холодом, как у хищника. Он шагнул ближе — зарево горящей ладьи разогнало с лица жесткие пугающие тени.
— Труби в рог, княже Лисей! — быстро проговорил Берубой. Его лицо непривычно без дежурной улыбки. — Труби в рог, скликай свою конницу! Пора алыберу допомочь!
Я молча оборотился к реке. Слишком рано. Не могу швырять катафрактов в эту мясорубку — в огонь, в реку, под тучи стрел. Алыберы еще в силах сокращать численность банды — пусть пока справляются своими силами.
— Не прав ты, княже Лисей! — Человек за моей спиной резко дернул за плечо, снова заглянул в глаза. — Купцу туго доводится! Не опоздать бы! Труби в рог немедля!
— Мне лучше знать! — разозлился я. Сбросил его пальцы с плеча. И снова оглянулся на серую фигуру Плескуна с факелом в руке… Что за магическое пламя? Как это возможно — огонь возникает из воды… Столбы черного дыма — а запаха гари не чувствуется? Парус весь охвачен пламенем — но ткань не прогорает вот уже несколько минут! Славяне снуют среди бушующей плазмы как ни в чем не бывало, опустошая трюмы первой ладьи…
Я поморщился — что-то мешало мыслить. Странное ощущение… словно зуд где-то в области шеи или затылка. Да какой там зуд! — жжение! Уж не фокусы ли моего Берубоюшки?
Вдруг вздрогнул! Нет, я еще не отвернулся от речного зрелища, не обратил лицо к почтальону. Берубой по-прежнему был за спиной. Но—я вдруг увидел его. Не могу объяснить… словно прозрачная пленка расправилась перед глазами. Сквозь нее, вдали — все так же горит корабль и медленно движется по мелководью колдун в капюшоне. А на переднем плане — размытое и обесцвеченное изображение того, что происходит… позади меня: ха, это смешно! Наваждение какое-то. Теряясь в трескучем шелесте посторонних линий, мечущихся перед глазами, как в старом кинофильме, — движется мутная фигурка Берубоя. Совсем вдали — надо же, я вижу! — старые деревья и лошадь убитого молодчика привязана… Я тряхнул головой, но отраженная, немая картинка навязчива — вот он, Берубой! Его темный силуэт уже ярче, чем картинка с горящей ладьей! Нет, не нравится мне это. Какое-то двойное зрение. Бесовские штучки… Не лучше ли обернуться?
Я не успел. Увидел, что делает за моей спиной темный почтальон. Когда я осознал, что эти колкие осколки зеленого света… не просто так, что они мерцают в его глазах… понял, что уже не могу обернуться. От страха. Да, это стыдно признавать… я узнал, что такое оцепенеть от ужаса. Все, что я могу, — это стоять к нему спиной и… ощущать затылком, как нервно-зеленым светом мерцают его глаза! И блики грубыми мазками вспыхивают на скулах, на верхней губе и подбородке! Господи, как он похож на собаку! Верхняя губа дрожит и… поднимается, обнажая невидимые пока клыки. Он смотрит на меня! Он… зол на меня? Хочет, чтобы я трубил в рог? Иначе — он сам это сделает, перешагнув через меня!