Многоточие сборки
Шрифт:
Неожиданно эйфория оборвалась, как рвется леска, на другом конце которой трепещет разноцветный воздушный змей. Девушки сунули мне в руки свои мешки с костюмами.
– Ладно, Юля, ты – спать. А мы с Толиком еще договорились на дискотеку вместе. Ребята классные, они нас сами до аэропорта довезут.
– Да вы что?! – взорвалась я. – Они же бандиты! Они только что меня чуть было не пристрелили. Им только одно нужно – затащить вас куда-нибудь!
– Ерунда, затащат, так это наши проблемы. У меня
Я бросила мешки и пыталась остановить девушек, но они отпихнули меня и смеясь забрались в машину.
В то утро я выслушала массу нелицеприятных замечаний от наших мальчиков: еще бы, они ведь видели, что я привела девушек в клуб и что вернулась одна.
– Ты продала их! – сказал мне Андрей. – Я такого от тебя не ожидал.
Ситуация была бы совсем плачевной, если бы почти сразу же Егору не позвонила Наташа, подтвердившая, что они отдыхают на дискотеке и успеют к самолету.
Тем не менее, ни к отъезду, ни в аэропорт девушки так и не приехали.
Я встретилась с Наташей через месяц в Питере. Она сама позвонила мне на домашний и рассказала, как все было на самом деле.
Оказывается, девчонки действительно попались: их сначала отвезли на дискотеку, а потом в общежитие, где они недели две обслуживали всех желающих.
Сразу же по возвращению Наташа позвонила Егору и Андрею, сообщив, что жива и вернулась. Узнав о том, что ребята формально обвинили меня, она самолично встретилась с Егором и Андрюшей, объяснив ситуацию и попросив более не поднимать эту тему.
– Я сама отвечаю за себя, – сказала она мне на прощанье. – Один раз попалась, в другой буду умнее. Во всяком случае, если бы была возможность открутить назад, я лучше бы пошла с тобой. Вот ты, сколько шоу и ни одного залета. А я… В следующий раз, если возьмешь меня, я уже от тебя на шаг не отойду без разрешения.
Слава Богу, они остались живы. Но… до сих пор, как вспомню, мороз по коже, ведь в тот день я все-таки как-то могла заставить их возвратиться со мной. Это был единственный случай, когда я не довезла до дома своих людей.
И это было ужасно.
Надым, или Сочинение на тему «Как я провел лето»
Говорят, что сейчас всё, всё продается и покупается. Но только я не верю. Я твердо знаю, что это неправда. Я, путешествующая из ада в ад, знаю, что есть свет, и плыву к нему даже через море огня.
Одна фраза, приснившаяся мне в мареве пустоты, одна фраза: «Он протечет через тебя, обязательно протечет, иначе не может быть» – делает меня философом, мученицей, грешницей и пассажиром в зале ожидания одновременно.
Он протечет через тебя? Этот кошмар когда-нибудь закончится. Все когда-нибудь кончается. А я стою на Аничковом мосту рядом с упавшим юношей и говорю: «Прикинь, мой глупый, неправильный, недоделанный мир. Ведь это я с тобою прощаюсь».
Грудь надрывается пустотой, отсутствием, непониманием, болью и страхом. Мое боа такое нежное, белое, как перчатки и кобура на боку. Кольт я тоже покрыла белым лаком, иначе бы он не вписался в костюм и пришлось бы танцевать совсем без оружия. Хотя – когда я в другом имидже, он все равно остается в гостинице. Понимаю, что это глупо, но иначе не могу. Лучше смерть, чем небрежность.
Гастроли в Надыме – бред. Эротическое шоу в тундре?! Ошалеть! Чукча-стриптизерша. «Я снимаю одну лыжу, потом другую лыжу, однако». Город маленький – «крыша» наезжает на «крышу». А мне-то какое дело? Я жить хочу, денег хочу, приехать домой к своему любимому, к маме.
Маленького олешку зовут Пешка, малыша не стреляют пока.… Дай бог ему вечно оставаться ребенком.
Зимой тут дико холодно и лед, поэтому колеса машин обматывают в оленью шкуру, чтобы тачка не скользила. Случись обледенелая трасса – ворс не даст обратного хода.
Олени вообще народ вперед летящий.
Охранник Миша рассказывает о том, как приготовить молодого поросенка. Тема такая – мама держит свинью с поросятами, которые кормятся, естественно, на убой, но раньше времени выпросить его у матери трудно. А свининки хочется. Вот Миша и затравливает одного: забивает ногами на заднем дворе. Но бить нужно так, чтобы мама не услышала. Когда у поросенка уже кишки вылезают, с озабоченным лицом бежит к матери: мол, «батюшки, матушки, заболел маленький! Придется прирезать».
Мне не смешно, но моим ребятам рассказ нравится. Не хочу ломать кайфа.
Вообще-то я плохо понимаю, где оказалась. Не умом, конечно, но чувствами… Мы ведь не видели пока ни сопок, ни оленей, ни северного сияния, ни хантов – ни-че-го. Какой, к черту, Север? Дома типовые, евростандарт.
Потолки по-хохляцки покрыты обоями.
Временами кажется, что никакого Надыма нет. Наговор это на дым и не более того. Город младше меня или ровесник.
Такое чувство, будто нас попросту вывезли куда-нибудь на окраину Питера в новостройки. Вот только деревьев тут почти нет – видела несколько елочек, да, когда летели, торчали кедры.
Я пока не знаю, что тут было раньше, но сны снятся шаманские. Одну ночь мне показывали двери: серые, черные двери с удивительными, ни на что не похожими орнаментами. Проснувшись, я не смогла восстановить ни одного. Мозги у меня другие.
А в том сне я все отпирала дверь за дверью, пока, как рана, переполненная ужасом, не открылась сама бездна. Я орала во сне, зная, что сплю, и надеясь, как в детстве, что мои вопли достигнут физического тела и кто-нибудь разбудит меня, прежде чем я умру в воздухе.