Многовластие
Шрифт:
От этих слов все четверо почувствовали себя если не виноватыми, то причастными к ошибкам реформаторов. Но длилось это недолго. Перевешанные через плечо мешками, довольные и счастливые они пошли в сторону вокзала.
– Здесь я с вами распрощаюсь, – сказал Савелий. – Мне отсюда до дома недалеко. Будьте внимательнее. Особенно ночью. Спасибо за лечение и уход.
Женщины в ответ поблагодарили солдата. Договорились, что они будут переписываться. Он скоро исчез в толпе, а они остались дожидаться обратного поезда.
Неожиданно около них остановились два милиционера.
– И
– Что, что, – поесть везем. Голодно у нас.
– Запрещено. Документы есть?
– Конечно. Вот справки нам данные. – они стали быстро доставать приготовленные бумаги.
Милиционеры внимательно изучали документы. Очень тщательно проверяли текст и подписи, смотрели на свет.
– Печати, кажется, настоящие. Ладно, проходите. Но никакой спекуляции чтобы не было!
Женщины осторожно подмигнули одна другой. Они уже слышали, что в провинции есть особое уважение к печатям. С этим у них все в норме.
Представители порядка неохотно отошли в сторону, туда, где кучковалась другая группа женщин. Справок у тех не было, но мешки и пакеты были в большом количестве. До Насти донеслось причитание обиженных путешественниц.
– Что вы! Разве не видите, что мы солдатки! Совсем не много везем.
– Конечно, солдатки! Тут чуть не все солдатки. Пройдемте в отделение, – с напускной деловитостью говорил милиционер. При этом рука одной из женщин скользнула в его карман. В нем исчезла известная в данных краях сумма откупа. Лицо служивого заметно подобрело, он вместе с напарником пошел, удовлетворенно, дальше.
Насте вспомнилось общее название мешочниц «плакальщицы». Говорили, что почти все они называют себя солдатскими женами, солдатками.
Глава семнадцатая. Случай в дороге
Когда подали состав и стали загружаться внутрь, Настя поняла, что путь обратно будет вдвойне труднее пути туда. Мешки с мукой и другими продуктами грузили и заталкивали. Они вырастали в огромные кучи, на которых и между которыми теснились люди. Когда вагон наполнился до краев, более молодые мужчины стали подниматься по скобам снаружи на крыши вагонов. А толпа напирала. Скоро не то, что лежать, даже стоять приходилось на одной ноге. Вдоль состава ходили железнодорожники, проклиная мешочников, заталкивая их внутрь и с трудом задвигая двери.
И все-таки отправление состоялось. Снова короткие перебежки. Сон с прерыванием. Что-то похожее на бред. Внутри начался отсчет времени и остановок. Ленивые разговоры, обычные для дальней дороги. Все перезнакомились, поделились своими бедами и проблемами.
По стенам теплушки поползли струйки воды.
– Кажется, дождь начался, – сказал кто-то. И добавил после того, как внимательно вгляделся в щель между досками вагона: – Настоящий летний дождь.
– Девочки, – встрепенулась одна из путешественниц, – как же те, кто на крыше? Замерзнут, промокнут.
– Мы им сейчас не поможем, только пожалеть их остается.
На ближайшей остановке промерзшие и промокшие «крышники» стали спускаться вниз. Смотреть на них было больно. Несмотря на тесноту, их стали звать в вагоны.
– Давайте сюда, мужики!
– Да у вас и так человек на человеке.
– В тесноте, да не в обиде
Некоторые дрожали всем телом, еще хуже, по их мнению, было то что не все смогли защитить от дождя драгоценные покупки.
– После громких объявлений поезд дал рывок, чтобы набрать скорость. И тут же страшный женский крик перекрыл все другие звуки.
– Стойте! Остановите поезд! Человек на рельсах! – кричали во много голосов. К ним добавлялся нечеловеческий визг пострадавшей.
Кто-то рванул стоп-кран. Люди выпрыгивали из вагонов. В одном месте извиваясь, стонала женщина. Несколько ее подруг делали перевязку. Кровь пропитала место, где лежала пострадавшая. Подбежал кто-то похожий на врача.
– Ногу отрезало, – с ужасом в голосе шептали задним рядам пассажиров передние. – Упала. Ехала на площадке вместе с мешками. Поезд дернул – не устояла.
Сознание, видимо, вернулось к пострадавшей.
– Ногу мою! Принесите мою ногу! – заговорила она
– Зачем тебе ногу? – не понимали окружающие
Все-таки, кто-то поднес к лежащей окровавленную ногу. Женщина стала конвульсивными движениями что-то искать на ней.
– Деньги тут у меня. Привязаны в чулке. Общие деньги. Ох! – она снова потеряла сознание. Все чувствовали себя подавленными. Не нога, а эти деньги были у нее на первом месте.
При свете фонаря женщину унесли куда-то в сторону первого вагона. Стон пострадавшей стоял в ушах пассажиров до самого Петрограда.
Глава восемнадцатая. В войсковых частях
В Ставке уже знали о направлении Василия Кирилловича в те части, где проходили службу воспитанники училища. Здесь с пониманием отнеслись к его миссии. Автомашины ему не дали, сказав, что идет подготовка к наступлению, каждая машине на счету. И действительно, дороги за Могилевом были наполнены движением транспорта. Везли боеприпасы. На грузовых автомобилях проезжали военнослужащие. В легковых спешили по делам офицеры. Много было и повозок. Одну из таких выделили Василию Кирилловичу. Он был доволен: у повозки был крытый верх на случай непогоды. Возницей был немолодой солдат Ермолай. Они сразу нашли общий язык. Василию хотелось много узнать о местных порядках.
Они направлялись на позиции Юго-Западного фронта, которому предстояло участвовать в операции, которую уже называли «наступлением Керенского».
Дорога была дальняя и тряская. Их постоянно обгоняли, скрипя тормозами, автомобили. Лесные запахи были так очаровательны, что будоражили мозг. То были ароматы сосны, то неуловимые запахи березы, а то и полевых цветов. Они взывали к жизни и беззвучно сопротивлялись настроениям войны.
Всюду попадались отряды солдат. Бросалось в глаза, что двигались они как-то подчеркнуто вразвалку. Иногда свысока поглядывали на встречавшихся им на пути офицеров. Почти никто не отдавал чести при встрече. Несколько раз педагогу казалось, что он слышал ядовитые замечания себе в спину. Если бы он не жил в Петрограде, он бы возмутился. Но он привык к подобному поведению нижних чинов. Когда он сказал об этом ефрейтору Ермолаю, тот ответил: