Многовластие
Шрифт:
Офицеры стали на миг похожи на детей, которые заждались подарков. Они быстро разобрали пакеты. Увидев, что их бывший препод не возражает, стали вскрывать упаковки, погружались в чтение писем. Слезы блестели на некоторых лицах. А другие не могли скрыть счастливых улыбок. Василий Кириллович не торопился. Он ждал, пока все молодые люди окунутся в другой, милый сердцу, мир. Через некоторое время он снова обратился к молодым офицерам.
– Я был рад узнать, что все вы живы и здоровы. Никто, слава богу, не погиб. Хотя мне доложили о ранении прапорщика Светлова. Как ваше здоровье сейчас? – спросил
– Не стоит внимания, господин преподаватель, – зашили, зажило. Отремонтировали неплохо.
– Поздравляю. Очень рад за вас. Руководство дивизии хорошо отзывается о вашей службе. А теперь к делу. Мы обучали вас сравнительно недолгое время. Многому за такой отрезок времени не научишь. Хотелось бы от вас услышать, о том, преподавание каких предметов нужно усилить. Строевую подготовку тоже не забываем.
Офицеры по очереди приглашались высказать свои претензии и замечания. Их оказалось немало. Иногда Виктор Кириллович делал записи в свою записную книжку. Разговор был полезным, получалась нужная информация, но хмурость глаз и какая-то недосказанность замечалась во всем. На это не мог не обратить внимания и педагог.
– Что-то вы не договариваете, как я вижу, – сказал он наконец. – Что не так? Вроде бы все хорошо. Численность войск превосходит противника. Оружия практически в достатке. Питание худо-бедно получается. Вы, как старший по возрасту, – обратился он к прапорщику Авдееву, может, объясните нам, что не складывается?
– Нет уверенности в победе, – сказал он со вздохом. – С таким солдатом много не навоюешь.
Вздох разочарования вырвался из груди и других участников разговора. Их взгляды были потуплены.
– Почему? Объясните.
– Дисциплины нет. Свободу, принесенную революцией, солдаты поняли как анархию. Ходят с гармошкой вдоль окопов. Дезертиров не счесть. И скажу вам правду, мы опасаемся за собственные жизни. Не раз я слышал в мой адрес угрозы. Правда, грозили шепотом, как говорится, из-за угла, типа «в наши дела не лезь, а то в атаку пойдем, получишь пулю в затылок».
– Угрозы бывают и открытые. Еще до нашего назначения в моем полку штабс-капитана расстреляли. Не ужился с солдатами. Собрание обвинило в неуважении к нижним чинам и еще черт знает в чем. Вот так и живем…
То, о чем не раз слышал Василий Кириллович, предстало здесь, на передовой в острой форме. Он отвел глаза и тихо сказал.
– К сожалению, вылечить эту болезнь, как вы понимаете, наше училище не может. Мы с вами должны постараться переломить психологию трусости и предательства. Иначе нас ничто хорошее не ждет.
Василий Кириллович пожелал ребятам успехов в их нелегкой работе. Но темные мысли все более охватывали его.
Глава двадцать вторая. Главноуговаривающий
Василию Кирилловичу хотелось самому побывать на передовой, посмотреть своих орлов в деле. Он снова обратился к полковнику Вербицкому и получил разрешение. Вскоре возница доставил его в расположение части.
Вдалеке изредка погромыхивало. Слышались и пушечные выстрелы в ответ. Он выпрыгнул из повозки, разминая ноги. Обращало на себя внимание активное движение вокруг. Подходили и подъезжали офицеры всех званий. Нестройно маршировали отряды солдат, выстраиваясь по краям просторной поляны. Все что-то говорили один другому. Когда Василий Кириллович подошел поближе к группе офицеров, то услышал, что получено сообщение о прибытии самого военного и морского министра Керенского. Он много слышал о неуемной энергии министра. Знал и о том, что начало наступления откладывали, потому что Керенский объехал еще не все полки. И вот им повезло. Василий будет свидетелем одного из выступлений знаменитого революционера.
Суета продолжалась боле часа. Помимо военных появилось много людей в гражданской одежде. Откуда-то приехали ярко одетые барышни. Настроение у всех было возвышенное. По восклицаниям и фразам можно было понять, что к Керенскому было особое отношение. Все хотели его увидеть и услышать его слова. В руках некоторых женщин были букеты цветов, приготовленные, вероятно, для вручения главному оратору России.
И вот появился Министр. Несколько машин подкатили к собравшимся. В одной из них находился он. В военизированном френче с многочисленными пуговицами. С характерной прической ежиком, которая как бы удлиняла лицо. В ботинках и солдатских обмотках, что выглядело весьма демократично.
Он вышел из машины. По рядам войск прокатилось раскатистое ура. Начальник дивизии генерал-майор отрапортовал министру. Керенский осмотрел выстроившихся солдат и офицеров. Видя, что воины находятся далеко от него и не смогут его услышать, Александр Федорович сказал несколько слов офицерам, те бросились к солдатам, и скоро образовался довольно тесный круг. Передние ряды присели, задние придвинулись вплотную, теперь всем стало видно и слышно знаменитого оратора. Чтобы удобнее было говорить, Керенский вошел в машину с открытым верхом и встал на сиденье. Теперь он возвышался над всеми.
Не все слова долетали до Василия Кирилловича. Но даже то, что он слышал, впечатляло. Министр говорил о предстоящем наступлении.
– Три месяца прошло с тех пор, как родилась русская свобода. Я пришел к вам не для того, чтобы вас приветствовать. Наше приветствие было уже давно послано вам в окопы. Ваши боли и ваши страдания явились одним из мотивов всей революции. Мы не могли больше стерпеть той безумной и небрежной расточительности, с которой проливалась ваша кровь старой властью. И вот вам, представителям фронта, должен сказать: мое сердце и душа сейчас испытывают восторг. Вы, свободные люди свободной страны, скоро пойдете в решительный бой с умелым неприятелем.
Премьер вдохновлялся собственным слогом. И слушатели испытывали ощущения полета. Им льстило то, что с ними запросто разговаривает самый высокий в стране начальник. Поворачиваясь направо и налево, Керенский продолжал:
– К сожалению, не все у нас хорошо. Большая часть вины за это лежит на старом режиме. Столетия рабства не только развратили власть и создали из старой власти шайку предателей, но и уничтожили в самом народе сознание ответственности за свою судьбу, за судьбу страны. В настоящее время положение русского государства сложно и трудно. Процесс перехода от рабства к свободе не может протекать в форме парада, как это бывало раньше.