Многовластие

Иванов Виталий Александрович

Быстро проголосовали.

– Слово предоставляется председателю фабзавкома товарищу Смирнову Леониду Ильичу.

Леонид встал, прошел к председательскому месту.

– Товарищи партийцы, – начал он. – Вы понимаете, дело новое, необычное. И очень много непонятного.

– Не спеши, разбирайся, – сказали с места. – Поможем.

– Все так, – продолжил Леонид, – но с заказами по объективным причинам нам никак не справиться. Думали, виноваты капиталисты – собственники. А оказалось, что главные причины не в них, а в поставщиках. Да и производительность невысока. Рабочие в основном низкой

квалификации. Молодые ребята. По большей части из деревень. Им учиться, да опыта набираться. Много девушек. Им работа на технике тяжела. Но делать нечего: здоровые, да опытные на фронте нужны. Зарплату выплатим, обещаю, но на прибавки пока можно не рассчитывать.

– Спасибо и на том, – сказал Борис. – Вопросы есть к докладчику? Нет. Принять к сведению. Переходим ко второму пункту. Речь пойдет о том, какими действиями наша партийная ячейка отзовется на проходящий в столице всероссийский съезд Советов. Центральный Комитет организует вооруженную демонстрацию.

– С какой целью? – спросил Смирнов. – В поддержку решений съезда? Это можно.

– Вы не совсем верно рассуждаете. Дело в том, что на съезде есть как наши единомышленники, так и наши противники, меньшевики, эсеры и прочие. Задача в том, чтобы оказать давление на них. Нужно показать силу рабочего класса и солдатской массы. Поэтому демонстрацию решено проводить под нашими партийными лозунгами: «Вся власть Советам!», «Долой министров-капиталистов!» и другими. Вы их хорошо знаете.

Гаврилова подняла голову и жестко сказала:

– Тогда наши недоброжелатели притихнут. А наши товарищи осмелеют.

– Представим, что силу мы показали. Зачем? – послышался голос с места. Допустим, они нас зауважают больше, чем сейчас. Для чего это?

– Ты правильно подметил, товарищ Горячев, – откликнулся Борис. – Они не просто должны нас «зауважать», они должны нас испугаться. И при удачном стечении обстоятельств, Советы должны скинуть власть буржуйского Временного Правительства. А так как авангардом Совета являются левые социал-демократы, то наша партия в скором времени возьмет власть в свои руки.

– Тогда мы все присоединяемся к высказанному предложению, – сказал за всех товарищ Смирнов.

– Но не забывайте, – предупредил Уличанский. – это строго между нами! Ясно? Задача сегодняшнего дня: составить списки участников предстоящей забастовки и демонстрации. Произвести инвентаризацию красных знамен, флагов и транспарантов. Чего не хватает, заказать нашим художникам. Победа наша близка. Давайте споем наш Интернационал.

Все встали и запели «Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов»…

Глава двадцать седьмая. Выживание

От дома до пустырей оказалось десять минут хода. Поля, местами поросшие кустами, примыкали к городу. Для молодых Елены и Алексея путь показался совсем коротким. Тониной бабушке такое расстояние казалось солидным. Повязанная платочком, как делали крестьянки, она раскраснелась и слегка задыхалась. Все трое были вооружены лопатами, граблями, и другими предметами, необходимыми для огородных работ.

– Ну, вот, бабушка, мы почти пришли, – радостно сказала Елена.

Здесь начинались разделенные межами участки питерцев. Алексей посмотрел на скромный участок, принадлежавший семье Анисимовых.

– Вряд ли эти поля обрабатывались раньше, – сделал вывод он. – Земля вокруг неровная, есть кусты и даже деревца.

– Да, конечно же, – подтвердила бабушка Прасковья. – Здесь был пустырь. Ничейный, как бы. Вот проклятая война заставила нас отдавать последние силы на эти земельные работы. А тут мне бог вас послал, – она с нежностью посмотрела на молодых.

– Посмотрите! – радостно вскрикнула Лена. – Лучок, такой нежный и зеленый. А это – петрушка. Огурчики дают цветы. Скоро плоды появятся. И свекла, капуста. Какая ты у нас умница, – говорила она бабушке.

– Вот поработаем, домой принесем. Все будут рады. Раньше все покупали. А теперь цены выросли не меньше, чем в четыре раза. Никаких денег не хватит. Продукты все дороже и дороже с каждым днем. А тут у нас картошечка. Подрастает. Только бы не своровали.

– Такое бывает? – спросил Алексей.

– Теперь часто, – нахмурилась Прасковья. – Как пошли эти дезертиры с фронта после революции. У них ничего святого нет. Если не украдут, то испортят без жалости.

– Что же, никакой управы на них нет?

– А какая управа? Вот, нанимаем сторожей, а кто может, сам сторожит. По очереди. Только силы – то у них мало. Помолимся, может нас эта напасть стороной обойдет. Ой, огурчики засохли. Они поливку любят. Алеша, – обратилась она к молодому человеку, – ты бы сбегал к пруду с ведрами, а мы с Леной прополкой займемся. Вы не возражаете?

– Конечно!

Они дружно взялись за работу.

Глава двадцать восьмая. Дача Дурново

На заседании Петросовета, где присутствовал Алексей, распространилось сообщение, что в Петрограде активизировались анархо-коммунисты. Они, не желая отставать от большевиков, которые самозахватом расположились во дворце известной балерины Кшесинской, проникли в пустующую дачу Дурново, бывшего царского министра, и сделали особняк своим штабом.

Двухэтажное здание с десятком коринфских колонн посередине было построено со вкусом. К нему прилегал обширный ухоженный сад, которым привыкли пользоваться жившие поблизости рабочие выборгской стороны. Анархисты захватили и типографию газеты «Русская воля». Один из них, обильно заросший густой бородой, собрав вокруг себя отстраненных от работы типографам, внушал им:

– Граждане, старый режим запятнал себя преступлением и предательством. Если мы хотим, чтобы свобода, завоеванная народом, не была изгажена лжецами и тюремщиками, мы должны ликвидировать старый режим, иначе он опять поднимет свою голову. Газета «Русская воля» под контролем Протопопова сознательно сеет смуту и междоусобицы. Мы, рабочие и солдаты, хотим возвратить народу его достояние и потому конфискуем типографию для нужд анархизма. Предательская газета не будет существовать.

Рабочие молча слушали воззвание, не проявляя никаких эмоций, кроме досады. При внимательном взгляде можно было обнаружить и некоторую долю сочувствия анархистам в глазах некоторых, особенно молодых, рабочих. В действиях людей под черным знаменем была доля романтики.