Многовластие
Шрифт:
– Ты о ком?
– О солдатах. Эти горе-вояки на каждом шествии первые. В то время, когда другие на фронте гибнут, эти по мостовым расшаркиваются.
Мимо проходили одетые в потертую военную форму солдаты Петроградского гарнизона. Шли толпой, не соблюдая строя.
– А это кто? – с удивлением воскликнула Антонина, указывая на людей, гордо идущих под черным знаменем.
– Наверняка подумала, что это пираты, – пошутил Виктор Андреевич. – Это подоспели господа анархисты. Развелось их немало. А как лихо вышагивают! Простые путешествия по проспектам не для них. Думаю, не ошибусь,
Глава тридцать третья. «Кресты»
К ним приближалась колонна под черным знаменем. «Против любой власти!» было написано на баннере, который несли два молодых человека. «Власть рождает паразитов», написано на другом. От демонстрантов веяло, как показалось Виктору, религиозной одухотворенностью. Все политические силы бьются за власть, а эти – против любой власти. Необычно как-то.
– Долой суды, долой тюрьмы, долой полицию! – скандировала анархическая группа. – Смерть буржуазии!
От этих возгласов мурашки пробегали по телу непосвященных. Как же так: без суда, без полиции и прочего. Все долой?
– Хорошо, что их пропорционально мало, – сказал Виктор Андреевич грустно.
– Но их количество и влияние быстро растут, как и большевиков, – в тон ему ответила Антонина, провожая глазами немногочисленную колонну.
Часть анархистов – демонстрантов, человек семьдесят, отделилась от основной колонны и двинулась в направлении Финляндского вокзала. Толпа была возбуждена. В ней чувствовалось присутствие уголовного элемента. Эти нахлобученные фуражки, взгляды исподлобья, крепкие выражения, несдержанность.
Первые демонстранты подошли к тюрьме «Кресты». Ее название было связано с четырьмя четырехэтажными зданиями, построенными в виде двух крестов. Все здесь, в том числе высокая стена, пятикупольный храм, административные и хозяйственные постройки было сложено из красного кирпича. Качественно, как умели делать в восемнадцатом веке при Екатерине Великой. Тюрьма охотно принимала как политических заключенных, так и уголовников. Все они размещались в уютных, светлых камерах с деревянными полами. Каждая камера имела просторное зарешеченное окно. Политические из этой тюрьмы, бывало, становились даже министрами. Так что охрана с ними была осторожна.
Заметно выросшая толпа анархистов вела себя шумно под окнами здания администрации. В конце концов, делегация была допущена в кабинет начальника тюрьмы.
– Вот список наших товарищей, – заявил один из демонстрантов. – Их семь человек. Они невиновны, и мы требуем их освобождения. Немедленно! Иначе мы не ручаемся за последствия.
Под окнами толпа ревела, напирая.
– Открывай! А то двери выломаем!
«Сейчас бы солдат, – думал начальник. – Да где их взять! И вояки сейчас ненадежные. А, будь, что будет! Недолго и жизни лишиться». Он подозвал своего помощника.
– Вот список. Семь человек. Освободить.
Делегация в сопровождении охранников двинулась в здание. Они были встречены оглушительным шумом. Заключенные били мисками и кружками о двери, раскачивали их и скандировали:
– Свободу! Открывай! Долой!
Были слышны и другие крики. Когда перед первым освобожденным открылась наружная дверь, толпа ворвалась внутрь и растеклась по коридорам. Появились перепуганные охранники с ключами. Все вместе, и заключенные, и анархисты, и пришедшие с ними уголовники отпускали на свободу узников. К концу дня выяснилось, что были освобождены шесть или семь анархистов и четыреста уголовников. «Кресты» ненадолго опустели.
Глава тридцать четвертая. Штурм дачи
Выход на свободу сразу четырехсот заключенных должен был создать крайнюю напряженность в городской жизни. Старая полиция, знавшая многих нарушителей закона в лицо, была разогнана. Новая не имела ни знаний, ни опыта. Поговаривали, что в создаваемую милицию записывались все больше карьеристы, да люди с темным прошлым. Анархисты же не избегали общения с преступными элементами. Пошли разговоры, что многие беглецы из «Крестов» нашли прибежище на даче Дурново. Алексей, как участник рейда по освобождению газеты «Русская Воля», чувствовал потребность быть на месте событий, чтобы при необходимости сделать сообщение в Совете.
Он знал, что Керенский, находившийся на фронте, где началось наступление, телеграфировал командующему войсками Петроградского военного округа Половцову о необходимости борьбы с анархистами. Того же требовал и министр юстиции Переверзев. Приказ о захвате дачи отдал заместитель Керенского Якубович.
Заботой Половцова было найти верные воинские части. Войска были ненадежны. На совещании с командирами желание пойти с Половцовым выразили роты Преображенского и Измайловского полков. Всегда готовы были казаки. Но они просили командующего не выставлять их напоказ, потому что на них давно точат зубы Советы. Половцову нужно еще было получить одобрение этого Совета. Он знал, что это будет очень сложно, может быть, невозможно добиться. Потому пошел на хитрость. Он договорился, притом устно, только с небольшой частью лидеров Совета.
Алексей был у Литейного моста в три часа ночи. Скоро туда же туда прибыл Половцов с войсками и министр Переверзев. Все спешили. Опасались, что настанет утро, и неизвестно, как поведут себя рабочие Выборгской стороны, где тон задают большевики. Договорились, что пехота будет штурмовать, а казаки нести дозорную и караульную служу.
Бесшумно сняли часового. При подходе к зданию в парке подняли десяток спавших бомжей. Солдаты окружили дом. Броневик занял позицию на набережной. Половцов с Переверзевым подошли к входу в здание. Навстречу вышел высокий статный человек в матросской куртке. Лицо казалось интеллигентным. Это был Железняков.
– Временное правительство просит вас освободить здание, вами незаконно захваченное. Вот ордер, – Переверзев протянул анархисту бумагу.
Изучив ордер, Железняков потянул его назад.
– Здание было пустующим к моменту реквизиции. Теперь оно принадлежит трудовому народу, и мы его не отдадим.
– По нашим данным вы укрываете бежавших из Крестов заключенных. Прежде всего, нас интересуют рецидивист Еремеев и немецкий шпион Мюллер.
– Еремеев вчера покинул здание. Он ушел к большевикам во дворец Кшесинской. Мюллер никакой не шпион. Он здесь, но мы его не отдадим!