Многоярусный мир: Ярость рыжего орка. Лавалитовый мир. Больше чем огонь.
Шрифт:
— В какой степени тебе удалось перенять положительные качества Орка? Например, удалось ли повысить собственную самооценку?
— Мне кажется, о подобных вещах судить полагается вам!
— А я спрашиваю тебя.
— По-моему, да. Только...
— Только что?
— Моя ли это самооценка? Или я позаимствовал ее у Орка? Возможно, я, находясь на Земле, продолжаю играть роль Орка... Теперь так будет всегда?
— Человека, искренне уважающего себя, не волнует, что о нем думают другие, — заметил доктор. — Такой человек знает, чего он или она стоит. Я бы сказал, что настоящим индикатором твоего истинного самоуважения
— Да, вроде, — кивнул Джим. — Я не так труслив, как раньше. Во всяком случае, так мне кажется.
— А может, ты никогда и не был таким трусом, каким считал себя? Дрался же ты с тем хулиганом, Фрихоффером, хотя мог и уклониться.
— Ну да, разумеется! — хмыкнул Джим. — Чтобы все подумали, будто я наклал полные штаны от страха?
— Случись это сейчас, из-за чего бы ты дрался: из-за боязни общественного мнения, которое сильнее даже страха перед физическим насилием, или просто потому, что не боялся его? И считал, что хватит терпеть его грубость?
— Ну, полагаю, по второй причине. Но... откуда мне знать, больше же такого не случалось?
— В каком-то смысле это произошло вновь. Как только ты понял, какая сложилась ситуация, то тут же взялся за дело и разрешил ее. Мог бы, конечно, сделать это по-другому и получше. Но суть в том, что ты отреагировал без промедления... А теперь давай обсудим отрицательные качества Орка.
— Легко! Он высокомерен. Но это не его вина — так воспитывают Владыку. А они считают себя избранным народом Бога, хотя в Бога не верят. Фактически людьми они считают только себя. Остальные — не настоящие люди.
— Ты его оправдываешь. Ты считаешь высокомерие нежелательной чертой характера? Для тебя?
— Ну, разумеется.
— Далее?..
— Жестокость. Но, похоже, без нее и нельзя быть Владыкой. Поначалу, когда я только вошел в него, Орк еще проявлял какое-то сочувствие к другим. Он и с отцом поссорился из-за того, что отказался убить своего сводного брата, пусть тот и был леблаббием. И потом — его нестихающая ярость. Он почти всегда зол. Но это потому, что мать не сумела помешать отцу отправить сына на Антему. Почему они так поступили с сыном? Орк просто не желал пресмыкаться перед отцом, все время лизать ему задницу и терпеть от Лoca незаслуженные пинки и оскорбления, вот и все. Я бы из-за такого тоже чертовски разозлился.
— Мы уже говорили с тобой об адекватном и неадекватном гневе, — напомнил ему доктор Порсена. — По твоим словам, Орк хотел применить машину разрушения для того, чтобы уничтожить свой родной мир. А ведь при этом должен погибнуть не только его отец. Смерть постигнет также его мать, братьев, сестер и несколько миллионов туземцев — все живое в том мире. Разве это адекватная месть?
— Да ведь это была только фантазия! — возразил Джим. — Черт возьми, у всех бывают подобные фантазии! Но никто же их не осуществляет! Кроме того, Орк сначала собирался спасти мать и брата!
— И дать погибнуть всем остальным. Что же касается этих обычных фантазий о мести, то те, кто лелеет подобные мечты, в жизнь их, как правило, не воплощают. Орк обязательно воплотит, если сумеет вернуться за машиной разрушения. Пустит ли он ее в ход?
— Надеюсь, что нет. Это было бы ужасно. Но я не узнаю, сделает ли он это, если снова не войду в него.
— Вероятно, у тебя есть соображения на этот счет, — не согласился с ним психиатр. — Только ты не хочешь ими делиться. Однако как поступил бы Орк, если б его подставили так же, как тебя?
— Точно так же, как я, — гордо произнес Джим.
— Напал бы на охранников? Вряд ли — если он в большинстве ситуаций рассуждает так хладнокровно, как явствует из твоих слов. Да, признаю, тебя спровоцировали. Но, по моей оценке, не настолько чтобы так буйно реагировать. Была ли необходимость нападать на Шервуда и Роджерса? Неужели нельзя было разоблачить их как-то иначе?
— Да, разумеется — если б я настучал на них. Но я ничего б не смог доказать, если бы просто донес на них охране или вам. Требовалось поймать их с поличным — никакого иного способа не было!
— Ты их разоблачил. Но при этом разбил лоб Шервуду.
— Он на меня напал!
— Твоя оборона больше походила на нападение. Очень яростное.
— Именно так поступил бы Орк!
— Вот-вот. И это представлялось тебе адекватным действием?
Джим нахмурился и прикусил нижнюю губу. А затем ответил:
— Вы говорите, что действовать подобно Орку было неверным выбором в моей ситуации.
— Я такого не говорил. Ты сам это сказал. И...?
— Ладно, теперь понимаю. Я не разобрался как следует, что в поведении Орка адекватно, а что неадекватно.
— И в твоем тоже.
Психиатр продолжал развивать эту тему. Он принадлежал к числу тех проводников, которые предоставляют своим клиентам самим составлять карту по ходу путешествия. Только путешественник не мог предугадать, в какую сторону его ведет проводник.
Под конец сеанса доктор велел Джиму каждый день заходить в аптеку за прописанной дозой торазина.
— Будешь некоторое время принимать его, но в этот период тебе не следует возвращаться к Орку. Мне хочется, чтобы ты оценил пережитое тобой и свои чувства по отношению к этому опыту. Вот тогда и поговорим о возвращении. Решительно настаиваю — и я знаю, что делаю — на том, чтобы ты не пользовался знатрой, пока я не дам разрешения. Полеты отменяются до улучшения внутреннего климата, договорились?
— Ладно. Вас понял.
Выйдя в коридор, Джим вдруг испытал озарение. Однако он не мог вернуться и сказать доктору, что ему неожиданно открылось. Порсена бы сильно встревожился и принял нежелательные для Джима меры. Хотя, возможно, он и так уже кое-что заподозрил. Джим привык быть Орком, то есть стал оркоманом.
ГЛАВА 27
Было несколько обстоятельств, которые обошли молчанием во время беседы и доктор, и Джим. Одно из них заключалось в том, что Джиму не требовалось беспокоиться насчет того, казнили Орка или нет. В конце концов, разве Фармер не написал, что молодой Владыка, ныне известный как Рыжий Орк, был жив и здоров в середине двадцатого века нашей эры? Стало быть, опасения Джима, что Орка могли убить, ни на чем не основаны. Почему же тогда Джим так волнуется?