Многоярусный мир: Ярость рыжего орка. Лавалитовый мир. Больше чем огонь.
Шрифт:
— Ты мой пациент, а не преступник. Кроме того, если ты веришь, что действительно побывал во вселенной Орка, то детектор лжи покажет, что ты не лжешь. Но я не инквизитор, и ты не на дыбе. Насколько правдивы или придуманы события, пережитые моим пациентом, меня не касается. Я считаю, что данные события произошли постольку, поскольку они имеют отношение к терапии, способствовали они прогрессу или регрессу. Понятно?
— Разумеется! Но... разве это не важно, не нужно для науки, для всех вообще, знать, что где-то там существуют другие миры? Параллельные вселенные? И, по крайней мере, один человек, я, — ну, может, три, поскольку туда ушли еще Кикаха и Вольф — там побывали! Неужели вам это совсем не интересно? Если я сумел туда проникнуть, и если им это тоже удалось ...
—
Доктор с Джимом поговорили о том, как Джим мог справиться с ситуацией. Психиатр не ждал от Джима, что тот не будет злиться. Он хотел только, чтобы гнев оставался в адекватных пределах.
— Вскоре после твоего поступления к нам я посоветовал твоему отцу и матери тоже пройти курс терапии, — сказал доктор Порсена. — Они отказались, ссылаясь при этом в основном на то, что не могут себе этого позволить. Но...
— Настоящая причина в том, что я, по их мнению, единственный сумасшедший в семье! — выпалил Джим. — А им терапия ни к чему! Ха!
Доктор Порсена взглянул на часы.
— Последний вопрос, Джим. Я тебе его уже задавал некоторое время назад, но хочу услышать, каким будет твой ответ сейчас. Что из узнанного тобой о характере Орка самое главное?
Джим, нахмурясь, поднял плечи. А затем выпрямился.
— Ночь, в которую я совершил все эти путешествия... это была целая жизнь. У Орка множество хороших качеств: смелость, выносливость, изобретательность и желание учиться. Он делал со страстью чуть ли не все, чем занимался. Да, он проявлял страсть, с этим не поспоришь! Но его страсть была разъединена с настоящей любовью. Не думаю, чтобы он по-настоящему любил кого-нибудь, кроме матери и тетки. Да и это его чувство, по-моему, замешано на похоти. А страсть без любви ни к чему хорошему не приведет. Неплохо для восемнадцатилетнего болвана из семьи работяг, а?
— Неплохо, — согласился психиатр. — Не знаю, всерьез ты назвал себя болваном или нет. Но нам предстоит еще много работать над твоей самооценкой.
— И еще одно, — продолжал Джим. — Тоаны — почти боги. Но заняты они лишь войнами, завоеваниями, ревностью, убийствами, пытками и прочей мерзостью. Как в духовном, так и в эмоциональном отношении они нисколько не усовершенствовались за прожитые ими тысячи лет. Они погрязли в этой трясине!
— Укажу еще на одно обстоятельство, — одобрительно кивнул психиатр. — Орк достоин восхищения за изобретательность и остроту ума, благодаря которым он преодолевает множество преград на своем пути и выходит невредимым из множества расставленных на него ловушек. А что под силу Орку, под силу и тебе. На Земле есть множество препятствий и множество ловушек — экономических, социальных и психологических. И ты можешь, подобно Орку, воспользоваться своей изобретательностью и острым умом, чтобы избежать их. Для этого не надо быть занудой-конформистом, как ты выражался на прошлых сеансах. Ты боишься стать частью системы, если будешь вести себя согласно определенным морально-этическим нормам. Но можно сохранить свою индивидуальность, не превращаясь в антиобщественного элемента.
— Да, — согласился Джим, хотя его тон указывал, что он не до конца в этом уверен. — И все-таки есть вещи, которые я хотел бы выяснить. Мозг-призрак, к примеру. Чем он был на самом деле? Полагаю, если он овладеет Орком, это не вызовет больших проблем. Он ведь будет вести себя в точности, как Орк. В каком-то смысле он и будет Орком. По крайней мере, я думал именно так. Вот только...
— Вот только что?
— Перед тем как я расстался с Орком в последний раз, мне было так тошно, что я не обращал большого внимания на мозг-призрак. А он на самом деле стал намного ближе или намного больше — смотря как на это смотреть. Словно гигантская черная амеба, он готовился поглотить меня. Я ошибался, думая, что он как-то связан с голубыми снежинками на Антеме. А что, если он... что, если мозг-призрак вовсе не чужак, угрожающий Орку? Я хочу сказать... возможно, это теневая сторона его мозга, и на самом деле именно мозг Владыки хотел меня поглотить, а я принимал его за какого-то зловещего чужака, пугая себя мыслями, что он опасен для Орка. Но если в мозгу Орка не было никого, кроме меня? Тогда что-то во Владыке почуяло меня и собралось истребить, то есть какой-то механизм в его нервной системе автоматически отреагировал на меня, как на врага. Значит, все-таки у меня был хороший повод для страха. Ведь это мне предстояло стать жертвой, захваченным, или, так сказать, переваренным! Вот только переваривал бы меня не кто иной, как Орк!
— Превосходная гипотеза, — похвалил психиатр. — Вполне возможно, и даже вероятнее всего, что ты прав. Поздравляю тебя с блестящим решением этой задачи.
— Спасибо. Но вы не сказали, правильное ли это решение.
— Да, — кивнул доктор, — Если ты считаешь именно так, значит так и есть. Кому и знать, как не тебе. — Порсена улыбнулся и встал.
— Время вышло, Джим. До следующего сеанса — Он включил интерком. — Винни, пригласите, пожалуйста, Санди Мелтон.
Неохотно, чувствуя, что они далеко не обо всем поговорили, Джим вышел в приемную, кивнул Винни и направился в коридор. В тот момент там никого не было; из-за дальней полуоткрытой двери слышалась музыка. Подойдя поближе к палате Сью Бинкер, он узнал песню Филипа Гласса «Эйнштейн на пляже», выпущенную «Томато Мьюзик», единственной фирмой звукозаписи, не боявшейся нестандартной музыки.
Проходя мимо двери, Джим заглянул в щель. На стенке он увидел мантру Сью Бинкер. Это был крест с петлей наверху, древнеегипетский анкх, сделанный из обложек книг многоярусной серии. Внимание Джима привлекла иллюстрация на обложке английского издания «Личного космоса». Фоном служил некий мрачный пейзаж, а на переднем плане были изображены Кикаха с Рогом Шамбаримена в руках и созданная в лаборатории гарпия, Подарга. Она то ли атаковала Кикаху, то ли намеревалась его трахнуть. Определить было трудно.
Фьють! Джима швырнуло сквозь ушко петли на верхе креста. Он и ахнуть не успел, как очутился в Орке.
Позади, или казалось бы позади, раздался еще один неслышный звук — это с лязгом закрылась железная дверь.
Джим уже знал (не представляя себе, откуда ему известно), что юного Владыку теперь называют уже Рыжим или Красным, или Кровавым Орком, поскольку тоанское тха в точности соответствовало слову «красный» и могло означать и то, и другое, и третье. Этот титул он заслужил многочисленными убийствами — как Владык, так и леблаббиев. Он стоял на краю горного плато в отблесках мерцающего малинового света, который шел откуда-то из-за горизонта, подкрашивая голубое небо. Его окружали воины-леблаббии, в зеленых доспехах, с алыми перьями и густо татуированными лицами, обстреливая из лучеметов войско внизу. Пурпурные лучи поджигали лес, землю и людей; огромные деревья и человеческие тела летели сквозь черный, пронизанный красным дым.
То обстоятельство, что не-Владыки управляли таким технологически совершенным оружием, означало, что война между Орком и Лосом заставила обе стороны прибегнуть к отчаянным мерам. Раньше леблаббиям никогда не разрешалось пользоваться ничем, кроме самого примитивного оружия.
Рыжего Орка очень беспокоил мерцающий малиновый свет на горизонте. Он думал, что тот вызван давно утраченным, еще дотоанским оружием, которое Лос нашел во время своего долгого бегства от сына. Сейчас молодой Владыка больше чем когда-либо жалел о том, что не убил Лоса сразу после того как кастрировал его в Голгонузе. Пока Орк приводил в чувство мать, Лос скрылся.